Ответом служит лишь монотонный инсектоидный вой. Да и на кровати как будто никого и нет...

Но, погодите — что это там, на окне?

Тело. Маленькое человеческое тело. Сидит, как марионетка, свесив ножки и опустив голову — будто провинилось пред небесами. Провинилось — и стыдится, а от стыда накрыло себя серой простынёй.

Я вглядываюсь в это тело. Отсюда, с другого конца комнаты, простыня рябит так, будто на неё наложили какой-то видео-эффект. Что же там? Откидываю одеяло, делаю несколько неуверенных шагов. Ледяной пол жалит мои пятки, жужжание не жалует уши. Приблизившись к фигуре на окне, я получаю ответы сразу на два моих вопроса: откуда этот вой, и что же за странный видео-эффект я вижу перед собой. Насекомые. Под простынкой кишмя кишат насекомые — сотни, если не тысячи. Они движутся, наползают друг на друга. И жужжат, жужжат, жужжат. Внезапно у фигуры дёргается одна рука — и тело спрыгивает с окна и движется ко мне, на ходу высыпая из себя клопов, тараканов, блох и жесткокрылых. От такой картины мой рот раскрывается в беззвучном крике и…

— — —

...я просыпаюсь. Но моё тело… Оно парализовано. Не пошевелиться. И звуки — не могу издать ни единого. Даже промычать.

Дёргаюсь раз, второй. Вроде помогло. Издаю стон. Разминаю конечности — руки, ноги, спину покалывает так, будто я отлежал всё тело разом разом.

Гляжу в сторону окна — пусто. Только оконная рама, стекло в ней и яркий звёзды вдали. Фу-у-ух. Так, вроде можно выдохнуть. Во-первых — это был сон, всего лишь плохой сон. Я просто наслушался историй Лукаса — уже под конец беседы тому приспичило рассказать про казнь, которой один из Пернштейнов любил показательно наказывать тех, кто не оправдал его доверия: провинившегося раздевали догола и обмазывали пахучей смесью, на которую слеталась мошкара — и оставляли так на долгие дни. А во-вторых — вот же он, сам Лукас: мирно сопит на соседней койке, свесив одну руку.

И тем не менее кошмара оставил тяжёлый камень на сердце. Надо поговорить с другом, снять сюрреалистичный морок. Перед тем, как окликнуть хозяина, я бросаю взгляд на телефон: часы показывают «03:30».

— Лукас! — отрывисто бросаю я. — Лукас, ты спишь?

БУМ!

Распахивается дверь. Лукас лежит, но что мне до него — я поворачиваюсь на кровати и гляжу на дверной проём. А из него на меня таращится самое настоящее воплощение страха: мерзкое существо ростом в два раза ниже человека, но вызывающее лишь желание спрятаться, сбежать. Грязное костлявое тело покрывают болотные струпья, из пасти торчит пара клыков, от тела несёт смрадом, а ладони с костлявыми пальцами заканчиваются обломками ногтей. Чудище издаёт рык и бросается на меня.

— — —

Нелепо отбросив в тварь подушку, я отскакиваю вбок и несусь в коридор. Проношусь сквозь дверной косяк — от смрада меня чуть не стошнило прямо на месте — и бегу без оглядки. Мне вдогонку летит сначала крик, а затем и звук приближающегося монстра.

Я, босиком, в одних трусах бегу по замку. Какое-то чутье, как во сне, ведёт меня по каменному лабиринту: пролёт, коридор, дверь, лестница вниз, теперь вверх, комната с гобеленами, ещё дверь, теперь наверх и снова наверх — вижу перед собой массивную дубовую дверь. Смутно понимаю, что за ней — моё спасение. Бьюсь плечом — заперто. Прямо представляю, как вздрогнули петли, подобно римлянам, что строем сдерживают натиск врага. Адреналин в кровотоке бьёт все рекорды — и я толкаю дверь плечом снова. И ещё. После третьей попытки в плече сустав обожгло болью — и плевать! Снова слышу крик — те крохи форы, что я заработал по пути сюда, стремительно тают. Бью в последний раз и, вылетев наружу, падаю наземь и в ночь. Интуиция сыграла со мной злую шутку: из всех возможных вариантов я прибежал в тупик под открытым небом — на площадку, с которой когда-то давно глазел на Моравию. Не успеваю встать, как оно появляется в выбитом проёме: тварь дышит медленно, размеренно — будто и не неслась за мной по всему замку.

Холодный воздух миллионами микроскопических мин взрывается в моих разгорячённых лёгких. Пытаясь встать, я трусь пятками о жёсткий камень. Тварь смотрит на меня, но почему-то не движется с места. Но глаза — эти жёлтые глаза жёстко зафиксированы строго на мне.

Я встаю и, с трудом оторвав взгляд от этих мерзких светлячков, лихорадочно оглядываюсь в поисках безопасного спуска. Тварь понимает, чего я хочу. И бросается на меня. В нос снова бьёт тошнотворное амбре.

Всё, что угодно, лишь не попасться ему в лапы.

Я собираю последние силы, разгоняюсь и прыгаю вниз.