Наконец, выволочив остаток снасти со всем этим бурлящим, ворошащимся и прыгающим содержимым в полосу прибоя, рыбаки начинали отбор улова. Чего там только не было: кефаль средних и крупных размеров, здоровенные лобаны, судаки, крупные селявы и бычки (мелкие особи отсеивались размером сетевой ячейки) и даже донные камбалы и хвостоколы. Последним ловцы тут же отрубали топором хвосты с ядовитыми шипами, чтобы никто не смог подвергнуться уколу, случайно наступив на распластанных монстров босыми ногами. Погрузив сети и улов в баркасы, раздав случайно пойманную «сорную» мелочь и рассчитавшись с помощниками, рыбаки отчаливали обратно к себе, в сторону Кирилловки…
Невозможно также не рассказать об отпускном фермерском эксперименте главы семейства. Как-то по дороге к морю они заехали на сельский базар в Мелитополе. Уступив уговорам измотанного, несчастного продавца, он (зачем-то) купил по дешевке стаю цыплят, штук пять – уже взрослых, белооперенных, но почему-то чересчур худющих. Продавец уверял, что через пару недель молодые особи наберут «потрибнию кондицию» и превратятся в полноценных «гарных курей»…
Туристы погрузили деревянную клетку с живностью прямо на содержимое верхнего багажника машины (место дорожной ночевки ленинградской тети) и привезли на косу. После того как они поставили палатку и обосновались, птицы были выпущены. Предварительно, чтобы цыплята не разбежались, автор эксперимента вбил рядом колышек и привязал каждого к нему за лапу тесемкой длиной метров по десять (рассудив, вероятно, что этого расстояния им будет вполне достаточно для прогулок). Птенцы, конечно, тут же запутались, стреножив себя перекрутившимися веревками. Пришлось их отвязать и предоставить свободное передвижение, оставив при этом на ноге по отрезку тесьмы длиной около метра, чтобы удобнее было поймать беглецов в случае необходимости.
Как ни странно, цыплята быстро обвыклись и стали почти ручными. На ночь пернатые приходили спать в палатку, взгромоздившись на палку низенького насеста, устроенного для них в полуметровом промежутке между полотнищем брезента и задним бампером машины, а днем бегали по всему пляжу на потеху окружающим, склевывая мелкие ракушки, прибрежных рачков и другую микроживность в полосе прибоя. С какой жалостью пришлось потом в конце отпуска вынужденно «проститься» с этими забавными крылатыми созданиями!
После десятилетнего перерыва (отслужив, побывав на двух флотах, окончив институт и женившись) он, наконец, опять попал сюда, приехав с родителями и молодой женой (уже на «ВАЗ-2101»). В тот последний раз они остановились у деревни в начале косы, на организованной, огороженной платной стоянке, где разрешалось ставить машины и палатки на цивилизованной территории, оборудованной всевозможными ларьками, киосками и торговыми точками.
Все оставалось таким же: ласковое лазурно-зеленоватое теплое море, пронзительно-голубое небо с кружащими чайками, жаркое солнце, широкий лиман, белый ракушечный песок… но… не было уже той чудесной сказки… (А может быть, детства?!)
Иван ЖИЛКИН. Судьи – читатели и время…
Воспоминания
Предисловие
Уважаемые читатели!
Волею судьбы мне довелось принадлежать к некогда большой и талантливой семье Жилкиных из города Вольска Саратовской губернии. Один из Жилкиных – Иван Васильевич (1874–1858) был известным писателем. Он прожил долгую жизнь.
В молодости, когда ему было лишь немного за тридцать, Иван Васильевич стал депутатом I Государственной думы (она просуществовала всего несколько месяцев в 1906 году), одним из руководителей фракции трудовиков.
Его по крайней мере трижды упоминал в своих трудах Ленин.
Иван Васильевич оставил нам свои воспоминания. Об этой книге, напечатанной на машинке и хранящейся в Ленинской библиотеке (ныне РГБ), я знал от своего отца ещё в 1980-е. Но прочитать её тогда у меня возможности не было. Теперь же, благодаря усилиям моих родителей, книга начинает свой путь к широкому читателю. Книга эта – часть давней истории нашей семьи, семьи старообрядческой, добропорядочной, трудолюбивой, многодетной, дававшей стране «и купцов, и кузнецов».
Также это великолепный срез простой повседневной жизни российского уездного общества 1870–80-х годов. Для меня лично это вообще чудо – знать, как звали моего прапрапрапрадеда!