На вторые сутки к вечеру он ощутил необъяснимое беспокойство. Усилилась боль в ноге; ему даже показалось, что он чувствует какой-то не совсем обычный жар – липкий и тяжёлый, распирающий изнутри, сдавливающий виски.
Раньше намеченного он, против воли, начал впадать в дрёму. Одновременно пытался выползти из её засасывающей трясины, но на него неотвратимо надвигался какого-то другой, особый сон – как казалось, опасный и смертельный. Только тянущая, пекущая боль возвращала ему сознание – но возвращался он снова в сон. Следуя за своей болью, Андрей хотел очнуться, пошевелить рукой или хотя бы повалиться на бок, чтобы вытащить себя из мутной дрёмы – но тело его будто сковало невидимыми цепями, в то время как сознание в панике металось так, что было уже трудно дышать.
И вот, прямо в этом парализующем сне, его вдруг прошиб холодный пот и жар отступил. Казалось, всё его тело обдало ледяным движением воздуха, даже волосы на голове зашевелились – огромным усилием воли удалось открыть слипшиеся веки, и тут он увидел их.
У противоположной стены стояли двое – маленького роста, они были похожи на гномов. Он чувствовал, что они сердятся, необъяснимо понимая это по их беззвучным жестам недовольства. По лицу Андрея продолжал течь сквознячок. Он не мог понять, как они помещаются в его низкой пещере, не мог себе объяснить их появление, но явственно ощущал, что его присутствие раздражает их.
С неимоверным трудом, наконец, вскинув голову к спасительному «окну», Андрей пытался нащупать глазами свою дыру в небо. На фоне черноты горной альпийской ночи она была практически незаметна, но вот он увидел две едва заметные светящиеся точки и ликуя понял, что это звёзды: «Нашёл!».
Звёзды были его спасительным якорем с самого детства – с тех времён, когда в ночном, лишь угадывая по редким знакомым звукам, где пасутся стреноженные кони, он ложился у почти погасшего костра и, немного отползая от спящих мальчишек, смотрел в бездонный чёрно-синий купол, в его усыпанную мириадами мерцающих точек чарующую бесконечность, наполненную смыслом и несущую какое-то важное послание. Много ночей своего детства он провёл, пытаясь разгадать небесные знаки. Как опытный мореход, проплывал по руслам знакомых созвездий, силясь разглядеть самые маленькие и незаметные точки, которых кроме него никто не видел.
Как-то мать сказала ему, что с неба смотрят глаза его деда с бабкой. И Андрей, ещё будучи мальчишкой, пытался выбрать, какие же из звёзд – самые родные для него. Иногда он был уверен, что видит именно их, иногда – вообще ничего не мог разглядеть сквозь туман и облака. Порой они светили как-то по-другому, и тогда он выбирал себе новые яркие точки. Мигая, они распускались в его воображении как неведомые небесные цветы.
Но любые звёзды он всегда считал своими хранителями, чем-то добрым и неизменным – тем, что держит на себе весь бездонный тёмный океан ночного неба.
Вот и сейчас, когда точки звёзд замерцали в дыре, он вспомнил своего деда, дедушку Федю. А когда перевёл взгляд на то место, где только что были гномы, увидел в тёмной стене лишь едва заметные тающие тени.
«Господи! – Андрей схватился за крестик, зашитый в левом кармане гимнастёрки, – Неужели я тронулся умом? Кто они? Показалось?» Он боялся всматриваться в окружающую темноту, но глаза помимо его воли обшаривали скудное пространство. Он не знал, ползти ли ему наружу или оставаться в норе, не знал, где найти себе убежище.
Через какое-то время, обессиленный от явившейся жути, он кое-как заснул, сжимая оловянный крестик в правой руке.
Утро выдалось по обыкновению серым, но ветер утих и дождик уютно шуршал по лесному ковру. Андрей, преодолевая себя, подполз к дыре, подтянулся на руках и высунул торс из норы. Ему показалось, что вдали он слышит залпы орудий. Почти не дыша, он вслушивался и вглядывался во все стороны, но ничего не уловил наверняка, выбросил тело на сырую листву и долго лежал, глядя в октябрьское небо, затянутое серебристо-серой паутиной, и ловил ртом пыльцу из дождевых капель. Вчера там, в небе, мерцали светлые точки, спасшие его от гномов, от отчаяния и сумасшествия. Сегодня верхушки гор утопали в густом тумане и на помощь вечерних звёзд рассчитывать не приходилось.
Он подполз к замаскированной с вечера пустой банке из-под тушёнки, на дне которой скопилось немного дождевой воды. Вода была ещё и во фляге, поэтому Андрей опрокинул содержимое жестянки в согнутую ладонь и умыл лицо. «Третий день», – подумал он. И беспокойство снова зашевелилось в нём, отдаваясь болью в ноге.