Сейчас я рыжеват, но тогда был огненно-рыжим, имел чин лейтенанта и служил опером в уголовном розыске. Энергии во мне клокотало столько же, сколько и горело огненной рыжины. Проработав два года в группе по раскрытию квартирных краж, я понял, что начинаю увядать. Заедала какая-то мелочевка и бытовуха. В открытую форточку, путем подбора ключей, отжали ригель, сняли дверь с петель… Унесли аппаратуру, меховую шубу, спиртное, ну, и деньги… Сейфов в квартирах не было, картин Айвазовского не хранили, скрипок Амати не имели, слитков золота с бриллиантами не прятали…

Не говорю, что раскрыть квартирную кражу просто. Бывает сложнее, чем раскрыть убийство. И нюансики бывают. Как-то поступило заявление женщины о краже меховой шубы и пустых водочных бутылок. Сочетаньице. Замки целы. Задержали мужа-выпивоху. Клянется, что не брал, да и жена на его стороне. Но какой дурак полезет в квартиру за пустыми бутылками? Я догадался, что полезет. Кража была вечером, шубу сразу не продать, выпить хочется, а бутылки принимают до девятнадцати часов. Так и оказалось. При помощи стеклотары ворюгу и взяли.

Но меня тянуло к делам о мафии, киллерах, бандитах; тянуло к тому, о чем показывали трескучие телесериалы. И потихоньку я ускользнул из-под опеки пятого отдела Управления Уголовного розыска ГУВД, который занимался раскрытием квартирных краж, и перешел в «убойный» отдел.

Задержания, обыски, погони, перестрелки — все так. Но не обошлось и без рутины. Короче, работа, и вот посреди этой круговерти я споткнулся, как о камень, торчащий посреди дороги. Что-то во мне дрогнуло. Нет, я не изменился, но после этого случая стал пристальней смотреть на мир.

Дежурный РУВД прислал за мной машину в четыре утра.

Не загород, не пригород, не город. Шоссе пересекал пустырь, заросший чахлым кустарником. Справа за пустырем дыбились многоэтажки новостроек, слева чернел далекий лесок. В этот ранний июльский час, когда движение автотранспорта еще не раскочегарилось, асфальт, особенно по краям, казался голубым от осевшей росы.

Труп лежал посреди проезжей части. Мужчина лет сорока. В распахнутом плаще. Голова в крови. Руки вразброс. Глаза открыты широко, словно он видел что-то в пустом утреннем небе.

Следователь прокуратуры Рябинин и судмедэксперт уже начали ворочать тело, исследовать одежду, искать повреждения, надеяться на какую-то улику… Без сомнения, человека сбила машина. Автотранспортное происшествие.

Следователь, кончив писать протокол, спросил меня:

— Ну, лейтенант, твое мнение?

Человек с разбитой головой лежит на проезжей части… Тут мнение только одно.

— Автонаезд.

— Крови маловато, лейтенант.

— Голова вообще мало кровоточит.

— Роса на асфальте, а следов протектора нет…

— Сбил и умчался.

— Плащ не порван, туфли на ногах…

— Но плащ испачкан, видимо, колесом.

— Чем испачкан-то?

— Желтой глиной.

— А где здесь желтая глина?

Я огляделся: черная торфянистая земля. Можно было возразить, что автомобиль где-то проехался по глине. Но меня остановил взгляд мертвеца, точнее его глаза. Цвета прозрачной голубизны… Как жидкая бирюза… Небо отражается? Но утреннее небо затянул поднявшийся с земли туман.

— Причина смерти? — спросил Рябинин у медика.

— Только после вскрытия.

Документы оказались при потерпевшем. Денег, правда, не было. Рябинин написал на бумажке адрес и фамилию — для меня:

— Лейтенант, займись.

Это значило найти родственников и предъявить тело на опознание. Я еще раз взглянул на покойного…

Есть такие картинки-портреты: куда ты, туда и взгляд. И хотя я встал с другой — с левой — стороны трупа, голубой взгляд мертвых глаз снова уперся прямо в меня, словно не существовало никаких законов геометрии. Я поежился — от утреннего холодка. Может быть, все трупы так разглядывают оперативников? Спросить у Рябинина постеснялся. Все проще: мало я видел мертвецов, потому что квартирные воры редко идут на убийство. Рябинина я спросил о другом: