— Мог бы и нацедить, — проворчал старик, усаживаясь со стаканом. Авось не разорился бы. С пенсии я всегда возвращаю!
— Со времен вашей молодости вы, наверно, видели много перемен, — осторожно начал Егор.
Выцветшими глазами старик посмотрел на мишень для дротиков, потом на стойку, потом на дверь мужской уборной, словно перемены эти хотел отыскать здесь, в пивной.
— Пиво было лучше, — сказал он наконец. — И дешевле! И разных видов – какое хочешь, такое и пей. Вот как сейчас помню – идёшь по улице, в одном киоске мороженое продают, в другом – сладкие булочки, в третьем – колбасу. Купишь себе чего-нибудь и присядешь на скамеечку культурно отдохнуть. Красота! За твоё здоровье!
Кадык на тощей шее удивительно быстро запрыгал — и пива как не бывало. Егор сходил к стойке и принес еще два стакана.
— Вы намного старше меня, — сказал Егор. — Я еще на свет не родился, а вы уже, наверно, были взрослым. И можете вспомнить прежнюю жизнь. Люди моих лет, по сути, ничего не знают о том времени. Только в книгах прочтешь, а кто его знает — правду ли пишут в книгах? Хотелось бы от вас услышать.
Старик слегка призадумался.
-Да, жизнь другая была, проще, чем сейчас. Меньше со всякими лозунгами таскались, больше дела делали. Бывало, как выходной, возьмёшь с приятелями пару-тройку пузырей, какой-нибудь закусочки, и на природу – культурно отдыхать. Сейчас народ совсем отдыхать разучился. Да и закуска давно уже не та, и приятели – кто помер, кто уехал, уже и словом перемолвиться не с кем! А нынешняя молодёжь совсем стариков уважать перестала. Да чего за примерами далеко ходить, я тому толстомясому в дедушки гожусь, а он мне в долг налить не хочет! Из уважения к старости мог бы вообще бесплатно налить. В моё время стариков куда больше уважали! Если кто из пожилых сигареты спрашивает, непременно угощали!
-В то время, наверное, разные марки были, не только «Дымок»? – продолжал подталкивать в нужном направлении Егор.
-Да, всяких хватало, даже иностранные завозили иногда. Вот, как сейчас помню, в киоск на Зелёном Бульваре, - сейчас он Бульваром Танкостроителей почему-то называется, - завезли целую партию в красивых таких упаковках, красное с синим, и с гербом в виде орла. Вмиг целая очередь выстроилась, мне только две пачки досталось. А из них хорошо если четверть сам выкурил, остальное дарить пришлось. Ну как отказать хорошему человеку, если просит!
-И вы могли свободно путешествовать по стране?
-Эх, мил человек, у кого деньги есть, и сейчас может поехать куда угодно! А без них и в те времена далеко не уедешь. А где их взять, если родители твои из простых? По молодости их особенно не хватает – девчонку в кино или на танцы сводить, самому приодеться, иначе кто с тобой пойдёт? Вот, помню, собрались мы втроём, хотели девчонок пригласить, а финансами никто не блещет, одна мелочь по карманам. Кое-как на бутыль с закуской наскребли, на том и остановились!
Егор почувствовал отчаяние. Память старика была просто свалкой мелких подробностей. Можешь расспрашивать его целый день и никаких стоящих сведений не получишь. Он сделал последнюю попытку.
— Я, наверное, неясно выражаюсь, — сказал он. — Я вот что хочу сказать. Вы очень давно живете на свете. Например, в две тысячи двадцать пятом году вы уже были взрослым. Из того, что вы помните, как по-вашему, в двадцать пятом году жить было лучше, чем сейчас, или хуже? Если бы вы могли выбрать, когда бы вы предпочли жить — тогда или теперь?
Старик задумчиво посмотрел на мишень. Допил пиво — совсем уже медленно. И наконец ответил с философской примиренностью, как будто пиво смягчило его.
— Знаю, каких ты слов от меня ждешь. Думаешь, скажу, что хочется снова стать молодым. Спроси людей: большинство тебе скажут, что хотели бы стать молодыми. В молодости здоровье, сила, все при тебе. Кто дожил до моих лет, тому всегда нездоровится. И у меня ноги другой раз болят, хоть плачь, и мочевой пузырь — хуже некуда. Но и у старости есть радости. Забот уже тех нет. С женщинами канителиться не надо — это большое дело. Веришь ли, у меня тридцать лет не было женщины. И неохота, вот что главное-то.
Егор отвалился к подоконнику. Продолжать не имело смысла. Он собрался взять еще пива, но старик вдруг встал и быстро зашаркал к вонючей кабинке у боковой стены. Лишние пол-литра произвели свое действие. Минуту-другую Егор глядел в пустой стакан, а потом даже сам не заметил, как ноги вынесли его на улицу. Через двадцать лет, размышлял он, великий и простой вопрос «Лучше ли жилось раньше?» — окончательно станет неразрешимым. Да и сейчас он, в сущности, неразрешим: случайные свидетели старого мира не способны сравнить одну эпоху с другой. Они помнят множество бесполезных фактов: ссору с сотрудником, потерю и поиски велосипедного насоса, вихрь пыли ветреным утром семьдесят лет назад; но то, что важно, — вне их кругозора. Они подобны муравью, который видит мелкое и не видит большого. А когда память отказала и письменные свидетельства подделаны, тогда с утверждениями партии, что она улучшила людям жизнь, придётся согласиться — ведь нет и никогда уже не будет исходных данных для проверки.