«В Сети совершенно ничего интересного. Фильмы, видео – сплошь либо агитация, либо парады, либо сводки с мест сражений. Первое, что попалось, как храбрые остазийские солдаты лихо расстреливают идущих в атаку океанийцев. Где-то, кажется, в Средиземном море, вертолёт потопил катер с беженцами. Потом выступление министра экономики с призывами экономить топливо и электроэнергию – можно подумать, мы мало экономили все эти годы! – и отдать все силы делу служения Родине и во имя скорой победы. Как всё надоело, сколько себя помню, одно и то же, и десять, и двадцать лет назад. Порой мне кажется, и через пятьдесят лет будет всё так же. Доживу ли? А есть смысл, если ничего не меняется? Но сколько же лет тогда должно быть Великому Кормчему?»

На этой мысли Егор запнулся. Странно, почему он раньше над этим даже не задумывался. Насколько он помнил, Великий Кормчий возглавлял партию ещё в двадцатых, когда была введена система социального рейтинга. Но, если так, сейчас он должен быть глубоким старцем! Однако на плакатах ему нельзя дать больше пятидесяти. Да, пластическая хирургия иногда творит чудеса, но и её возможности ограничены. Начав рассуждать, он обнаружил иное: нигде ни в хрестоматиях, ни в словарях, ни на сайтах нет подробной биографии Великого Кормчего. Обычно всё ограничивается фразой «Великий Кормчий возглавлял партию с самого начала её существования» и дальше шли восхваления. Но ведь партия существовала ещё в ХХ веке – тогда получается, что Великому Кормчему больше 100 лет?!?

От напряжённых раздумий начала болеть голова. Когда живёшь по заданному распорядку, выполняя чужие указания и распоряжения, это неудивительно – мозги попросту отучаются работать. Да ещё эта водка, разжижающая их не хуже растворителя. Егор с отвращением посмотрел на недопитый стакан и после недолгих раздумий вылил его в раковину.

А в памяти попутно всплыло происшествие, из-за которого он и решил вдруг пойти домой и начать дневник сегодня.

Случилось оно утром в министерстве — если о такой туманности можно сказать «случилась».

Время приближалось к 11:00, и в отделе документации, где работал Егор, сотрудники выносили стулья из кабин и расставляли в середине холла перед большим видеокраном — собирались на пятиминутку ненависти. Разумеется, каждый из них мог поучаствовать в ней, не отходя от собственного компьютера, но традицией было собираться всем вместе – ради единства партии, как это называлось. Егор приготовился занять свое место в средних рядах, и тут неожиданно появились еще двое: лица знакомые, но разговаривать с ними ему не приходилось. Девицу он часто встречал в коридорах. Как ее зовут, он не знал, зная только, что она работает в отделе литературы. Она была веснушчатая, с длинными темными волосами, лет двадцати двух; держалась самоуверенно, двигалась по-спортивному стремительно. Алый кушак — эмблема Молодежного союза за чистоту помыслов, — туго обернутый несколько раз вокруг талии комбинезона, подчеркивал крутые бедра. Егор с первого взгляда невзлюбил ее. От нее веяло духом спортивных полей, холодных купаний, туристских вылазок и вообще правоверности. Именно женщины, и молодые в первую очередь, были самыми фанатичными приверженцами партии, добровольными шпионами и вынюхивателями ереси. А эта казалась ему даже опаснее других. Однажды она повстречалась ему в коридоре, взглянула искоса — будто пронзила взглядом, — и в душу ему вполз черный страх. У него даже мелькнуло подозрение, что она служит в полиции мыслей. Впрочем, это было маловероятно. Тем не менее, всякий раз, когда она оказывалась рядом, Егор испытывал неловкое чувство, к которому примешивались враждебность и страх.

Одновременно с девицей вошел Личжэн, член внутренней партии, занимавший настолько высокий и удаленный пост, что Егор имел о нем лишь самое смутное представление. Увидев синий костюм члена внутренней партии, люди, сидевшие перед видеокраном, на миг затихли. Личжэн был рослый плотный мужчина с толстой шеей и грубым насмешливым лицом. Несмотря на грозную внешность, он не был лишен обаяния. Он имел привычку поправлять очки на носу, и в этом характерном жесте было что-то до странности обезоруживающее, что-то неуловимо интеллигентное. За всё время работы в министерстве Егор видел Личжэна, наверное, всего с десяток, раз. Его тянуло к Личжэну, но не только потому, что озадачивал этот контраст между воспитанностью и телосложением боксера-тяжеловеса. В глубине души Егор подозревал — а может быть, не подозревал, а лишь надеялся, — что Личжэн политически не вполне правоверен. Его лицо наводило на такие мысли. Но опять-таки возможно, что на лице было написано не сомнение в догмах, а просто ум. Так или иначе, он производил впечатление человека, с которым можно поговорить — если остаться с ним наедине и укрыться от видеокрана. Егор ни разу не попытался проверить эту догадку; да и не в его это было силах. Личжэн взглянул на свои часы, увидел, что время — почти 11:00, и решил остаться на пятиминутку ненависти в отделе документации. Он сел в одном ряду с Егором, за два места от него. Между ними расположилась маленькая рыжеватая женщина, работавшая по соседству с Егором. Длинноволосая села прямо за ним.