Альбертик, заметив Юлю, радостно ей помахал, будто подружке. Юля отвернулась. Не хватало еще, чтобы подбежал общаться у всех на глазах.

Всего во дворе стояло, слонялось или даже расселось в тенечке, прямо на ломаном асфальте у толстых корявых корней огромного дерева, названия которого Юля не знала, человек сто. Ну да, как параллель из трех классов. Все лет десяти-тринадцати, хотя было несколько верзил даже выше Альбертика — и пара гномиков. Похоже, просто опережающие или отстающие в физическом развитии. Вряд ли опережающие в умственном, спортсмены же, решила Юля, которая себя спортсменкой не считала, а плаванием занималась сперва потому что мама заставляла, а теперь — потому что глупо бросать то, что получается, приносит дипломы, медали и даже фото в городской газете.

Пловцов все-таки было больше всех. Юля видела то тут, то там лица, знакомые по соревнованиям, да и повадки выдавали.

Лицо девочки рядом было незнакомым, а осанка как раз подсказывала, что плаванием та сроду не занималась. Потому Юле ничем не грозила — ни умениями, ни внешними данными. Была она крупная, невзрачная и неухоженная, как Разбойница с картинки к «Снежной королеве», к тому же в древней строительной куртке, и быстро плела что-то из цветных ниток или проводочков. Браслетик, наверное, Юле такой Лешка во втором классе подарил, умора.

— Здорово у тебя получается, — сказала она. — А мне сплетешь?

Разбойница покосилась на нее и зашевелила пальцами быстрее. Перед продуманной лестью никакая дикарка не устоит, отметила Юля удовлетворенно. Потом надо будет еще одну временную подружку подобрать, чуть симпатичнее.

— У меня как раз кофточка под цвет есть, дам потаскать, — сказала Юля, покровительственно приобняв Разбойницу.

Та изучила легшую на плечо ладонь Юли, вывернулась, подхватила чемодан и ушла на другой конец площади. Белобрысый мальчишка, топтавшийся рядом, громко хмыкнул.

Что ж. Такое Юля не забывала. Она поправила ремень сумки, чтобы не перекрывал адидасовскую коронку на олимпийке, повела глазом и убедилась, что вполне заметна и замечаема.

Это было хорошо и правильно.

Она деловито рассмотрела здание, которое было все-таки солиднее и основательнее, чем показалось сперва. Может, внутри там совсем дворец и фирма? Запросто. Если подумать, двор-то зачем украшать? «Бесполезная красота — деньги на ветер», — говорил папа с усмешкой, наблюдая, как мама красится перед походом в гости. Мама возмущалась, Юля сперва хихикала, потом возмущалась тоже, но теперь пыталась хотя бы этой фразой примирить ожидания с реальностью.

— Все-таки какое-то небольшое здание, — доверительно сказала она как бы себе.

Белобрысый ожидаемо откликнулся:

— Фига небольшое. А ты Дом Советов хотела?

Юля окинула его снисходительным взглядом — ну, симпатичный, можно сказать, — и пояснила:

— Бассейн же должен быть, правильно? Крытый, и, раз сюда со всего Союза привозят, солидный. Представляю себе размерчик. И знаешь, это правильно, закон эволюции: сперва бассейн при садике, потом какой-нибудь занюханный городской два на два, потом ДЮСШ на двадцать пять метров, потом олимпийский резерв на пятьдесят — а тут, наверное, будет…

— Э, какой бассейн, — сказал Линар. — ЭВМ рядом с водой нельзя.

— Какая еще ЭВМ? — надменно спросила красотка. — Тут тебе НИИ, что ли?

— А как будто нет, — ехидно отозвался пухлый пацан со значком физматшколы Академгородка — не выпускника, конечно, юбилейным или за заслуги. В олимпиаде победил, траекторию спутника рассчитал или что они там делают.

Линар в своей школе не делал ничего подобного, поэтому страстно мечтал о новосибирском или колмогоровском интернате. Никуда бы он, конечно, не попал, если бы не Фая. Хорошо, когда родная тетка, к тому же официальная опекунша, работает в роно. Линар бы, конечно, предпочел живых родителей, каких были, обычных инженеров нефтедобычи, но они погибли десять лет назад по пути в Альметьевск. Линара с собой не взяли, потому что кашлял и температурил, хотя он тоже очень просился в гости и ныл. Оставили у бабушки. Думали, на полтора дня, оказалось, навсегда.

Фая оформила опеку, но опекала, конечно, бабушка, закармливая и забалтывая до одури — ладно хоть Линар не разбирал почти ничего, — пока ее младшая дочь моталась по строящимся школам района. К воспитанию племянника она подключалась только в крайних случаях. Вернее, не к воспитанию — просто садилась напротив, долго молчала, потом вздыхала и спрашивала: