Послышался какой-то странный звук, будто отдаленное шуршание ветра в сухой траве. Оглянувшись, Роузин увидел стоявшего рядом с ним человека, он смеялся. Этот человек был в светло-коричневом костюме и сам был светло-коричневый — очень высокий, очень худой, с очень маленькой головой на покатых плечах. В общем и целом он больше всего походил на насекомое богомола, а с широкой голубоватой верхней губы у него свисали усы в виде перевернутой буквы.

— Все еще видишь свои сны, Мартенс? — спросил этот человек, давясь шелестящим смехом.

— Убирайся к черту, Шэдвелл, — сказал Мартенс.

Шэдвелл повернул свою крохотную головку к Роузину и ухмыльнулся.

— Он вам рассказывал басни о своих забытых успехах? Или о том, где зарождается мода?

Голова Мартенса, покрытая желтовато-белыми волосами, дернулась в сторону говорившего.

— Это, мой мальчик, Т. Петтис Шэдвелл, самый презренный из всех живущих людей. Он занимается так называемым исследованием рынка сбыта, хотя кто его нанимает, не могу себе представить. Я тебя предупреждаю, Шэдвелл, — продолжал он, — никакой информации ты от меня больше не получишь. — С этими словами он сложил руки на груди и умолк.

Самый презренный из всех живущих хихикнул, сунул костлявую руку в карман, вытащил блокнотик картонных листков, оторвал один по перфолинии и протянул Бобу.

— Моя деловая карточка, сэр. Предприятие у меня, правда, небольшое, но оно постоянно растет. Не принимайте мистера Мартенса слишком всерьез. И не давайте ему больше пить. — И он удалился.

Мартенс вздохнул.

— Такой человек просто не имеет права жить — по законам божеским и человеческим… Иногда я просыпаюсь в холодном поту: мне кажется, что я все ему рассказал… Кстати, вы когда-нибудь видели такие карточки — на перфорированных линиях? Говорят, что так они не теряются и не мнутся. Нормальному человеку это и в голову не придет.

В жужжащей прохладе бара Боб Роузин пытался поймать мысль, которая упорно пряталась в отдаленный уголок его сознания. Вообще же его мозг был ясен и проницателен, как никогда раньше. Но все-таки он упустил эту мысль и вдруг заметил, что рассказывает самому себе забавную историю на французском языке, в то же время восхищаясь чистотой произношения.

— …Не надейся на черные пеньюары, — говорила блондинка за соседним столиком. — Если хочешь сохранить привязанность мужа, сказала я ей, слушай меня…

Сбежавшая мысль по непонятной причине неожиданно вернулась, громко топая ногами, и прыгнула к Бобу на колени.

— Что именно вы боитесь ему рассказать? Я имею в виду — Шэдвеллу?

— Самый презренный из всех живущих… — механически ответил старый Мартенс. Затем на его лице появилось странное выражение: гордое, лукавое, боязливое. — Хотели бы вы узнать истоки Нила?

Пит Мартенс что-то ему шептал. Боб старался разобрать слова сквозь заглушавшее все жужжание и растерянно думал, что следовало бы все это записать…

— Хотите знать, знать наверняка, где это начинается и как… и как часто? Но нет, что я знаю? Вот уже сколько лет я была Клара — противная мачеха, а теперь я Клара — противная теща.

Бывают ли такие люди в каждом поколении? Должны быть… давно знал… давно знал… только вот кто? и где? Я искал и стремился, как Ливингстон и другие искали когда-то истоки Нила…

Кто-то, может быть, Клара, испустил длинный захлебывающийся крик, а потом некоторое время не было ничего, кроме жужжания, жужжания, жужжания в голове Боба Ро-узина; старый Мартенс умирал, откинувшись на спинку кресла, и молча сардонически разглядывал Боба кроваво-красным глазом, на который медленно опускалось верхнее веко.

Это было жуткое похмелье, медленно проходившее под воздействием черного кофе и крепкого чая.

Он не сразу понял, что в дверь к нему кто-то стучит. Боб встал, пошатываясь, и открыл ее.

На пороге стоял высокий худой человек с маленькой головкой на покатых плечах.

После нескольких неудачных попыток Боб вымолвил его имя:

— Шэдбери?

— Шэдвелл, — мягко поправил его тот. — Т. Петтис Ш-эд-велл… Боюсь, вы нездоровы, мистер Роузин…

Боб схватился за дверной косяк, застонал. Шэдвелл поднял повыше бумажный пакет, который захватил с собой.

— …так что я позволил себе принести вам немного горячего куриного бульона.

Бульон был очень приятный. Боб отхлебнул его, хрипло произнося слова благодарности.

— Пустяки, — отмахнулся Шэдвелл. — Рад был немного помочь вам. — Наступило молчание, нарушавшееся только громкими хлюпающими звуками. — Жалко старого Мартенса. Конечно, он был уже очень стар… Но вас, наверное, это потрясло. Кровоизлияние в мозг, насколько я понял? Надеюсь, полиция… э… не доставила вам хлопот?