Как на него медведь насел.

Подмял Крестьянина, ворочает, ломает,

И, где б его почать^[33], лишь место выбирает:

          Конец приходит старику.

     «Степанушка родной, не выдай, милой!»

Из-под медведя он взмолился Батраку.

Вот, новый Геркулес, со всей собравшись силой,

          Что́ только было в нём,

     Отнёс полчерепа медведю топором

И брюхо проколол ему железной вилой.

     Медведь взревел и замертво упал:

               Медведь мой издыхает.

          Прошла беда; Крестьянин встал,

          И он же Батрака ругает.

               Опешил бедный мой Степан.

«Помилуй», говорит: «за что?» – «За что, болван!

               Чему обрадовался сдуру?

          Знай колет: всю испортил шкуру!»

Обоз

          С горшками шёл Обоз,

     И надобно с крутой горы спускаться.

Вот, на горе других оставя дожидаться,

Хозяин стал сводить легонько первый воз.

Конь добрый на крестце^[34] почти его понёс,

          Катиться возу не давая;

          А лошадь сверху, молодая,

     Ругает бедного коня за каждый шаг:

          «Ай, конь хвалёный, то́-то диво!

          Смотрите: лепится, как рак;

Вот чуть не зацепил за камень; косо! криво!

          Смелее! Вот толчок опять.

     А тут бы влево лишь принять.

          Какой осёл! Добро бы было в гору,

               Или в ночную пору;

          А то и под-гору, и днём!

          Смотреть, так выйдешь из терпенья!

Уж воду бы таскал, коль нет в тебе уменья!

          Гляди-тко нас, как мы махнём!

          Не бойсь, минуты не потратим,

     И возик свой мы не свезём, а скатим!»

Тут, выгнувши хребет и понатужа грудь,

     Тронулася лошадка с возом в путь;

     Но только под-гору она перевалилась,

Воз начал напирать, телега раскатилась;

Коня толкает взад, коня кидает вбок;

          Пустился конь со всех четырёх ног

               На-славу;

     По камням, рытвинам, пошли толчки,

               Скачки,

Левей, левей, и с возом – бух в канаву!

          Прощай, хозяйские горшки!

Как в людях многие имеют слабость ту же:

     Всё кажется в другом ошибкой нам:

          А примешься за дело сам,

          Так напроказишь вдвое хуже.

Слон на воеводстве

     Кто знатен и силён,

          Да не умён,

Так худо, ежели и с добрым сердцем он.

На воеводство был в лесу посажен Слон.

Хоть, кажется, слонов и умная порода,

     Однако же в семье не без урода:

               Наш Воевода

          В родню был толст,

          Да не в родню был прост;

     А с умыслу он мухи не обидит.

          Вот добрый Воевода видит:

     Вступило от овец прошение в Приказ:

«Что волки-де совсем сдирают кожу с нас».

«О, плуты!» Слон кричит: «какое преступленье!

          Кто грабить дал вам позволенье?»

А волки говорят: «Помилуй, наш отец!

     Не ты ль нам к зи́ме на тулупы

Позволил лёгонький оброк собрать с овец?

     А что они кричат, так овцы глупы:

Всего-то придет с них с сестры по шкурке снять;

          Да и того им жаль отдать». —

«Ну то́-то ж», говорит им Слон: «смотрите!

     Неправды я не потерплю ни в ком.

          По шкурке, так и быть, возьмите;

     А больше их не троньте волоском».

Осёл и соловей

               Осёл увидел Соловья

И говорит ему: «Послушай-ка, дружище!

Ты, сказывают, петь великий мастерище:

               Хотел бы очень я

     Сам посудить, твоё услышав пенье,

     Велико ль подлинно твоё уменье?»

Тут Соловей являть свое искусство стал:

               Защёлкал, засвистал

На тысячу ладов, тянул, переливался;

     То нежно он ослабевал

И томной^[35] вдалеке свирелью отдавался,

То мелкой дробью вдруг по роще рассыпался.

               Внимало всё тогда

          Любимцу и певцу Авроры^[36];

Затихли ветерки, замолкли птичек хоры,

               И прилегли стада.

Чуть-чуть дыша, пастух им любовался