– Мам, а что ты так рьяно мешаешь? Сколько сижу здесь, а ты всё за плитой. – спросил наконец Стив.

– Твоё любимое, сынок! Почти готово. – тихо отозвалась мать.

– Ты в детстве так хорошо кушал. А сейчас совсем себя запустил, так не пойдёт. – с подозрительной заботой произнёс отец.

Спустя минуту мать откинула лопатку, чем напугала и меня, и Стива, а затем впервые повернулась к нам лицом. Жуткое, абсолютно неестественное лицо, застывшее в вечной улыбке, уставилось на Стива совершенно игнорируя при этом меня. Лицо было похоже на восковую копию, многократно наложенную слоями одна на одну, отчего создавалось впечатление, будто лицо взбухло. Стеклянные глаза не выражали ни единой эмоции и в действительности напоминали глаза куклы.

– Ваш ужин, сэр! – деловито произнёс отец и повернулся вслед за матерью, метнув горячую сковороду на стол.

– Приятного аппетита! – произнесла мать даже не раскрывая рта.

На сковороде лежало нечто, отдалённо напоминающее жирную крысу. Опалённые усы скрутились маленькими барашками прямо у морды, большие уши от сильного жара высохли и раскрошились, а толстое лоснящееся тельце покрылось кроваво-чёрной коркой обугленной плоти. Запах был тот же, что распространился на всю квартиру и теперь я точно мог сказать, что это был запах свернувшейся крови и горелого мяса.

– Приятного аппетита! – повторил за матерью отец, также не раскрывая рта.

Стив с ужасом смотрел то на сковороду, то на "родителей", пока не переборол себя и не вытащил из сковороды поплывший пластиковый жетончик, на котором едва виднелись какие-то цифры – видимо, номер – и имя "Закки". Его губы затряслись, руки ходуном заходили по столу, он едва сдерживался, чтобы не закричать. До меня дошло не сразу, но как только я сопоставил неестественно большие уши тушки на сковороде и имя Закки, то ужаснулся не меньше Стива. От едкого, тяжёлого и отвратного запаха меня затошнило, а от факта, что Закки был...

– В-вы... Зажарили... Мою собаку? – дрожащим голосом протянул Стив. – С-собаку... Закки... Мою собаку...

– Приятного аппетита! – синхронно ответили псевдо родители всё таким же радостным голосом, что на фоне их раздутых лиц казался не более, чем записью, что вещал откуда-то изнутри аниматроника.

Парня повело. Я отчётливо мог заметить, как его разум уходит куда-то в сторону вместе со взглядом, что теперь слабо цеплялся за предметы интерьера. Выпученные глаза налились слезами, зубы стучали, а руки никак не могли унять дрожащие ноги.

– Стив...? – аккуратно спросил я.

– Собака... Собака... Собака...

– Приятного аппетита! – вновь повторили они.

После этого мой сосед сорвался. Он завопил, укрыв голову руками, но даже через его неистовые вопли, полные ужаса и страха, в мои уши пробивались слова этих монстров, что стояли неподвижно перед нами и давили на психику одним своим присутствием. Они были точными копиями людей, но людей настолько противоестественных и ужасающих, что их неподвижность только усиливала общее впечатление. Они повторяли и повторяли своё "Приятного аппетита", пока вопил Стив, а я сидел и наблюдал за этим как прикованный пленник, что был не в силах двинуться с места. Теперь я целиком и полностью понимаю то, что говорила мне Таша – ты не захочешь попадать в кошмары по десять раз за ночь. Даже одного раза не захочешь.

Я словно выпрыгнувшая на берег рыба хватал ртом вонючий воздух и был в полном замешательстве. Вжавшись в спинку мягкого углового дивана, я не мог даже помыслить о том, как выбраться из этой ситуации. Парочка чудовищ просто нависли над телом Стива, что бубнил себе под нос слово "Собака", и сами были не прочь задавить его психику напрочь своим адским "Приятного аппетита!". Ровно до момента, пока псевдо мать не повернулась ко мне и не задала самый страшный вопрос в моей жизни, что звучал особенно жутко в образовавшейся на миг гулкой, звенящей тишине:

– Стиви, а почему твой друг не ест?

Сердце сжалось до размеров горошины, заколотившись с такой скоростью, что готово было подать мои рёбра на тарелочке, украсив их собою сверху словно вишенка на торте. Я вжался в мягкий угловой диван и молился о том, чтобы интерес этих существ не перешёл на мою персону. Первоначальная задача, с которой я заявился в сон другого человека, была напрочь выбита из моей головы вязким, гнетущим чувством страха и тревоги.