Комптон со своей бандой вошел на рынки с юга, прошел Олдгейт, пересек заполоненные улицы до самого Уайтчепела. На его лице все еще светился синяк, а один зуб пошатывался и скрипел, если дотронуться, после встречи с Хеджесом. Безобразие, думал он. Врачам, образованным людям, негоже так себя вести. После моментальной реакции Хеджеса на вопросы военная полиция арестовала Комптона вместе с помощниками и допрашивала три дня кряду. Но у них на него ничего не было, так что пришлось отпустить с предупреждением впредь поостеречься заходить на военную собственность. В дальнейшем придется быть аккуратнее с расспросами. И здесь, среди бедного отребья из гетто, на рынке, он будет мягко, хитроумно выпытывать о своем друге, недавно прибывшем из фатерлянда. Эту шантрапу нетрудно обмануть и загнать в угол — многие здесь даже толком по-английски не говорят. На короткой дороге между двумя рынками ему казалось, что его вопросы о гейдельбергских академиках походя падали на глухие и ничего не подозревающие уши. Казалось, что незаметные крючки насчет беглецов из Бедлама не находят улова. Цепляют невинных и пожимающих плечами лотошников, которые слыхом не слыхивали ни о чем подобном. Роковая ошибка. Все уже были готовы, и его вопросы и личина посыпались перед ним, словно домино, за пятьдесят минут до его неуклюжей поступи. Банда Солли уже поджидала в конце рынка, где торговцы иссякали до растрепанных стариков, распродававших объедки нищеты. С любовью разложенные на отрезках ковров, шарфах или кухонных тряпках. Все ценные сокровища: старые челюсти, огарки свечей, гнутые вилки, самые чумазые и зассанные остатки остатков. Идеальное место для того, чтобы Комптон задал свой последний вопрос. Старики со своим больным пометом выстроились напротив старой бани и Рептонского боксерского клуба для мальчиков. Обнимали сами себя на морозной погоде, у многих с красных заложенных носов капала жидкость, грозя отрастить сосульки. Немногие стояли с кружками горячего рутбира, дымящими из сложенных перчаток в исхудалые лица. Солли и его проворная банда ждали через дорогу, рассыпавшись так, чтобы казаться незнакомыми друг с другом.
Комптон закинул десятки мелких сетей, но в них так ничего и не попалось. Пришлось приобрести пару пустяков, чтобы не нарушить свой искусный маскарад, а также подчиняясь озорному надувательству некоторых умелых торгашей, видевших его за милю и отмечавших его путь насмешками. Он накупил, а его люди теперь тащили следующее: абажур (рваный); массу разнообразных бытовых дезодорантов — тех, у которых надо вытягивать зеленый фитилек; полотняную спецовку; и африканское божество (что поразительно, однажды служившее ценнейшим предметом поклонения у Истинных Людей). Помощники шли позади него, стараясь выглядеть одновременно невидимыми и угрожающими с полными руками нелепого хлама. На последней улице за ними выросли трое из хевры раввина Солли. Их-то было не назвать нелепыми: молодые, поджарые, как волки, и довольные, что их снарядили и изготовили для потасовки. На своем недавнем подковерном опросе Комптон даже сказал слово «еврей». Ну и умница!
Солли встал позади него.
— Вы, случаем, не про старого жидовского фрица с вот такой шевелюрой, мистер? — произнес он с отличной комедийной подачей. Комптон обернулся и уперся в ухмыляющегося уличного отброса вполовину ниже его ростом.
— Именно, — сказал он. — Из недавно прибывших. — Из фрицлянда, — договорил Солли.
— Хм! Э-э, да.
— Так он вон там, дрыхнет на задах.
Комптона переполнила радость — нашел, а эти дурни рады его сдать с потрохами. Все вместе с широкими улыбками перешли узкую дорогу и нырнули в черный ход огромного высокого склада, стоявшего вдоль боксерского клуба. Там они шагали в тесном уродливом лабиринте ворсистых ковров и одеял, выцветших и стоптанных временем. Добрались в дальний угол, где здание съеживалось до комнаты с некогда белым кафелем и закрытыми воротами на внешний двор. Не говоря ни слова, все встали и стали ждать. Люди Комптона смекнули первыми; начали складывать свое барахло. Ленни, самый крупный, быстро придвинулся к Комптону, а тот спросил: «Ну и где он?» — глядя прямо в ухмыляющееся лицо Солли. Ленни навис над раввином, готовый выбить улыбку из наглого недоростка.