Я развернулась и побежала прочь из торгового центра. Завернув за угол я расплакалась. Какая же я трусиха. Я должна была уничтожить ее и его, сказав, что я беременна. Я должна была дать ей отпор. Почему духу не хватило? Неужели настолько слабая?
***
Я не находила себе места. Весь вечер думала о Леше. Об упущенной возможности и о том, как могла бы сказать, встать, уйти. Но уже поздно. Поздно пить боржоми.
Но я все думала и думала, заставляя себя быть сильнее. Не квашней. Я почти уговорила себя найти их и заявить о секрете, который скрывал Леша. Оставалось лишь договориться с мамой выйти из дома.
Она сидела у соседки. Мне пришлось ждать. Время безжалостно утекало. Но мама не возвращалась. Я не пылала желанием идти к тете Нине, поэтому молча сбежала из дома. До десяти у меня оставалось полчаса.
Уже у подъезда шестнадцатиэтажки я почувствовала нервное напряжение. Если они здесь, то сейчас либо все начнется, либо все закончится. И впервые пожалела, что Ксюши нет рядом. Она бы знала, как насолить Вете и что такого обидного сказать, чтобы она спать потом не смогла. Но Ксюши здесь нет. Я оглянулась по сторонам, прежде чем войти в подъезд. Не хотелось бы, чтобы местные заметили постороннего. В данном случае – меня.
На четырнадцатом этаже мои легкие загорелись. И как сюда поднимается наркоманка? Отдышавшись, я поднялась на последний этаж. Дверь на балкон была прикрыта. Я тихонько подошла и прислушалась. Разговоров слышно не было. Как и движений. Никого.
Я открыла дверь и заглянула. В поздних сумерках еще можно было разглядеть человека. Балкон был пуст. Я встала у стены и смотрела на звезды. Мне хотелось плакать. Кроме обиды и зависти я чувствовала одиночество. Друзей нет. Маме все равно на мое душевное состояние. Чиж – не тот, кто нужен мне.
Я уставилась на край балкона. Я могла бы прекратить свое существование. Всего один шаг. Шаг в никуда. Перебросить одну ногу через ограждение, затем другую и отпустить руки. Свободный полет…Удар. Все. Никаких страданий, слез и обид. Конец существованию никчемной девчонки. И вот, я уже стояла у края балкона.
Зачем человек вообще приходит в этот мир? И как распределяются роли? Несправедливо, когда одному человеку достается красивая внешность, популярность и богатство, а другой вынужден терпеть унижения, быть прыщавым подростком или уродливым ботаником.
Мои мысли прервал шум за дверью. Я резко обернулась, а в груди все сжалось. На балкон ввалилась Вета. Я устремила взгляд за ее спину, надеясь увидеть там Лешу. И она это поняла.
- Ждешь, что он явится? – она явно под кайфом.
Теперь я понимала, о чем говорил Чиж. Ее кожа даже в темноте отдавала зеленым оттенком. В воздухе появился специфический запах, когда она подошла ближе и выдохнула.
. – Его не будет. А что ты тут делаешь? - она прислонилась к стене, закинув ногу на ногу.
- Это .. Это наше место, - неуверенно заявила я и сложила руки на груди.
- Так он приводил тебя сюда? – ее глаза расширились. – Ах он чертов козел!
- Ты знаешь, что мы с ним.., - я запнулась на этом слове.
- Что? – с диким любопытством Вета уставилась на меня.
- Мы переспали, - ну вот, я произнесла это вслух.
Вета встала рядом, облокотившись обеими руками на ограждение. Она молчала. Догадывалась ли она, что Леша был неверен ей? Еще через мгновение она перегнулась, свисая на бетонном блоке. И мое сердце екнуло. Я испугалась. На ее месте минуту назад хотела быть я.
- Ты мне тут лапшу на уши не вешай, знаю я таких потаскух как ты. Уже три года с Лешей встречаюсь. Нет, я конечно понимаю, что он красавчик и может нравится другим. Девки часто на него западают, - она выпрямилась. - Но он мой. И уж точно не трахнул бы такую страхолюдину, как ты.
Какая же она грубая. Ей не сравниться с Ксюшей в словесном нападении. У Ксюши это получается красиво. А Вета – грубиянка, только и всего. И как угораздило Лешу влюбиться в нее? Ему подходит милая скромная девушка. Ну уж точно не Вета.
- Я говорю правду.
- А я мать Тереза.
Она повернулась ко мне.
- Чтобы с ним я тебя больше не видела. Даже не здоровайся. И уж тем более никаких разговоров. Поняла? – она звучала угрожающе. Но я все равно решилась сказать ей то, что могло ее уязвить.