— Да, это похоже, хотя и неверно, — кивнул друг, не зная, что сказать старику. — Болельщики должны бы со стороны смотреть, сердцем переживать, а не тянуть за чембур и не подгонять плетью. Однако… — Он задумался и долго сидел молча. — Ничего, Ахан! Посылай дочь к нам, нечего ей в ауле сидеть. Что ей дома делать, а? Пусть поработает. Работа коллектора тебе, я думаю, знакома? Справится и она. На учебу же в первую очередь берут тех, у кого стаж есть.

— Не дело это для девчонки, ой-бай, — нахмурился Ахан.

— Ну-у-у, — протянул Петров, — в тебе пережиток заговорил, бай. Брось ты это казахабайство! Пусть посмотрит, поучится у людей, потрудится бок о бок с ними. К тому же будет зарплату получать, деньги вам высылать. А за нее бояться тебе нечего. Я же буду рядом.

Ахан верил Тимофею, как самому себе. Старуха поворчала, да и замолчала под взглядом мужа. Марзия обрадовалась разрешению отца отправиться в лагерь геологов. У юности вообще не бывает будней. Мечется она, ищет себя, далеко залетает в мечтах, высоко парит. Никак не хотелось Марзии оставаться в ауле, особенно после того, как она не прошла по конкурсу в институт. То одна женге, то другая ущипнет, уколет:

— Эй, красавица! Говорят, ты стала профессором? Поздравляем тебя! Не пора ли замуж, коли все науки уже прошла?

— Поучилась ты важно. Теперь так и будешь сидеть на шее у стариков? Вон какая вымахала! Схватилась бы за чье-нибудь стремя да убралась бы из аула, не позоря других.

Марзия рада была уехать от всех этих злоязычных баб. Она с удовольствием села в крытую брезентом большую машину дяди Тимофея.

— Покажу тебе, дочка, места, где отец твой когда-то проходил, — говорил ей Тимофей Петрович.

Впереди лежал незнакомый запад. Небо покрыли тяжелые тучи, несущие холодный дождь. В одном месте лучи прорвали свинцовую пелену, и на притихшую землю брызнул свет. Яркие пятна побежали по темным склонам Каратау, осветили вершины, над которыми вдруг поднялись тонкие золотые дымы. «Не может быть, чтобы в этих горах не было золота», — подумала Марзия, жадно оглядываясь по сторонам. Ей не очень нравится, что здесь не отыскали золото, хотя и нашли фосфориты. Показалось, что геологи искали не там, где надо, и не так, как нужно. Теперь она сама едет к разведчикам богатств Каратау, и, кто знает, может, именно ей удастся отыскать золото.

Туча затянула прореху, и свет померк. Потемнели, помрачнели горы и скоро слили воедино небо и землю.

Водитель зажег фары. И вскоре в образованном ими белом холодном коридоре побежал испуганный тушканчик. Зеленым светом зажглись глаза филина, который злой тенью, тяжело улетая от человека, скрылся в темноте.

Марзии стало страшно.

Свет машины то падает вниз, то устремляется в небо, резко взрезая черный бархат ночи. Наконец во тьме показались смутно белеющие палатки. Машина стала. Водитель выключил мотор, но фары продолжали светить. Тимофей Петрович открыл дверцу кабины, и навстречу ему зазвенела гитара. Марзия узнала знакомую мелодию туша. Когда она следом за Петровым вылезла из кабины, гитара тренькнула и замолкла.

— Эй, Адиль! Уж не упал ли ты в обморок? Исполни же туш в честь нашей гостьи! — раздался чей-то громкий и чуточку раздраженный голос.

Марзия вся сжалась.

— Трудно это сделать, не зная, кого имеем честь встречать, — отозвался молодой баритон. — Здравствуйте, сестренка!

— Здравствуйте! — сказала девушка в темноту, где смутно качались какие-то странные фигуры. Привыкнув к темноте, она увидела, как кто-то долговязый не отрываясь смотрит на ее ноги. Ей стало страшно и стыдно. Она в смятении попыталась натянуть на колени платье.

Гитарист заметил нескромные взгляды товарища и толкнул его в бок.

— Ну, будет! Я же ничего, Адеке! — сказал долговязый виновато.

— Прошу знакомиться, друзья. Это Молдабекова Марзия Ахановна, — сказал Тимофей Петрович. — Она новый член нашей экспедиции. Коллектор.

Первым протянул ей руку долговязый:

— Аманкул Ахрапов.

Пальцы у него были тоже длинные, толстые и твердые, как рукоять камчи из арчового дерева. Он не сразу отпустил руку Марзии, придержал ее, чтобы пощекотать мягкую ладонь.

«Бессовестный!» — крикнула про себя Марзия и выдернула руку.

— Адиль, — сказал гитарист. У этого была широкая ладонь, открытая и дружелюбная.

Стоявший в стороне пожилой человек к ней не подошел. Он кивнул девушке головой, дернув остроконечной бородкой, и сказал: