А у Кристины с фигурой был полный порядок. Лет с четырнадцати она поняла, что нравится парням: блондинка с ясными голубыми глазами, аккуратной барельефной фигурой и нарядами, которые по-дружбе перепадали Полине, модно одевать которую у ее семьи, состоящую из нее и мамы, не было возможности.

Но несмотря на их разность, девчонки были не разлей вода. Закончили школу и поступили в один университет и на одну специальность. Правда на ту, которую выбрала для себя Полина, а Кристине было все равно, за что будут платить ее родители. Главное — учиться с Макеевой в одной группе, а на кого — дело второе. Строить карьеру Гордеева не планировала: не для того ее мать красивой родила, чтобы горбатиться за копейки. Выскочит удачно замуж и плевать, какая специальность указана в дипломе.

Да вот только последний год Полина стала чувствовать себя той самой «и подружку с собой возьми». Эта разница как никогда ощутимо рознила девушек и расстраивала Макееву, особенно в такие моменты, как сейчас, когда приглашения где-нибудь потусоваться стали походить на «предложения из жалости» или «по старой дружбе». Полина ясно понимала, что компания из нее вот в таких заведениях — так себе: она не танцевала, не пила, не флиртовала с парнями и не умела поддержать разговор. Она была просто для массовки, как сопровождающая или нянюшка при королевне.

— Макеева, тебе сколько лет? Может, уже пора повзрослеть и отрастить зубы? Ты до пенсии будешь слушаться маму? — фыркнула Кристина и манко улыбнулась парню, проходившему мимо.

Месяц назад Полине исполнилось двадцать два года. Возраст, когда слушаться маму выглядело как патология и ненормальная зависимость. Возраст, когда запивать глоток джин-тоника целой бутылкой Колы, чтобы мама не унюхала, — малодушно и подозрительно. Но мало кто знал, какой иногда была Татьяна Борисовна, мама Полины, в тот момент, когда ее словом пренебрегали. А Гордеева знала… как никто другой знала, и от этого Полине было обиднее вдвойне.

— Кристин, — умоляюще выдохнула Полина, обессиленно свесив плечи.

Она не могла противостоять матери. Не могла и вовсе не от слабоволия. Она была так воспитана. Татьяна Борисовна растила ее одна, без мужской помощи и поддержки. У женщины было слабое сердце, и каждое проявление характера дочери заканчивалось сердечным приступом. Девушка чувствовала себя обязанной. Постоянно обязанной и виноватой… Возможно, даже в том, что вообще появилась на этом свете, и родилась как две капли воды похожая на своего отца…

— Полчаса, Полина. Окей? Ничего не случится, если ты задержишься на полчаса, — подпрыгивала на месте Гордеева, одной ногой уже вовсю отплясывая на танцполе. — Блиин! — завопила. — Какая песня крутая, — послав подруге воздушный поцелуй, скрылась в возбужденной толпе.

Полина оглядела танцующих и печально воздохнула.

Зал сходил с ума.

Поднятые вверх руки раскачивали задымленный кисловатый воздух. Официанты сновали между вибрирующей молодежью. Сегодня с размахом отмечали какую-то вечеринку, и чтобы достать входные флаеры, Кристине Гордеевой пришлось буквально попотеть.

Стиснув обреченно губы, Полина вернулась к своему обыденному занятию, которым занималась несколько часов подряд, а именно лицезрению, как болтается в пустом бокале кубик льда.

Пять лет назад, начало мая

— Нормально качает! — прокричал Алексей Воронцов, покачивая головой в такт разрывающей перепонки электронной музыке, и сделал глоток качественного виски прямо из бутылки.

Зажмурился и уткнулся носом в предплечье, задержав дыхание.

Резкий и крепкий, собака…

Дождался, пока обжигающая жидкость опалит гортань и упадет в желудок, и выпрямился совершенно довольный жизнью.

Он и Роберт Гризманн стояли на втором этаже своего ночного клуба, в честь которого сегодня гремели басы и вибрировали стены.