— Пожалуйста, удели мне всего десять минут своего времени, — тихо просит он, сложив ладони в молитве. — Я клянусь, мы с тобой знакомы.
Столько боли в его словах, что я невольно проникаюсь. Может, он реально меня знает, может, он человек из прошлой жизни?
— Полина, я не понимаю, почему ты меня не помнишь, но я… очень хорошо тебя помню. Я так долго тебя искал… — мужчина снова нервно проводит ладонью по своим волосам, и рвано дышит. Он нервничает. — Давай поговорим, пожалуйста.
Я прихожу в такой шок, что даже не знаю, что ему ответить. Чувствую, как внутри все переворачивается, какая-то часть меня хочет дать ему время, хочет узнать, что он скажет. Она тянется к нему. Но есть и другая половина, видимо, та, что зовется теперь Дианой. Она не хочет рисковать, не хочет делать больно Артему, ведь он такой ревнивый и вспыльчивый.
— Я не могу сейчас… — качаю головой, высматривая нет ли кого-то из знакомых поблизости. Это просто нелепо. — Артем будет волноваться и искать меня.
Незнакомец делает такое выражение лица, словно ему реально больно и он не готов меня отпустить.
— Когда ты сможешь? Поли… — он делает паузу, нервно сглатывает и снова будто в душу смотрит. — Диана, пожалуйста, это очень важно. Меня зовут Филипп Истомин. Вот мои контакты, — дрожащими руками он достает из кармана визитку и передает ее мне. — Позвони, как только сможешь. Пожалуйста.
К горлу подкатывает тошнота. Голова немного начинает кружиться, но я держусь. Смотрю немигающим взглядом на набор цифр и букв, и пытаюсь уловить связь. Ничего, черт возьми. Кроме тяжести в груди совсем ничего.
— Я позвоню завтра, — шепчу, не до конца понимая, зачем вообще в это ввязываюсь. — Только не подходите ко мне больше. Артему это не понравится.
Филиппу мои слова тоже не нравятся. Он с силой сжимает челюсть, глаза практически начинают полыхать огнем. Можно подумать, что это проявление ревности, но откуда ей взяться, если я его совсем не помню, а он появился только сейчас?
Напоследок Филипп берет себя в руки, и соглашается, но не успеваю обойти его и выйти из коридора, как он в последний момент перехватывает мою ладонь, не сильно сжимая пальцы.
— Я буду ждать, Диана. Приеду куда и когда скажешь, только позвони.
Вспышка, затем — толчок в грудь, требуется приложить усилия, чтобы не выдать свою реакцию.
От его прикосновения кожу начинает немного жечь, и в этот момент из ниоткуда появляется чувство, словно это уже было. Становится страшно, но безумно интересно, теперь я просто обязана узнать, кто он такой и откуда меня знает.
— Хорошо. Я позвоню.
2.
Филипп
Двенадцать часов. Теперь двенадцать часов и одна минута. Она так и не позвонила, а я просто не могу себе найти места. Кружусь по квартире, как бешеная собака, и ничего не могу сделать.
Блять, надо было взять ее номер. Зачем я так беспечно себя повел и вручил ей свою визитку? Очевидно, это новая версия моей Полины испугалась и выбросила мои контакты, чтобы забыть нашу встречу как страшный сон.
Твою мать… С силой толкаю стул и он громко падает. Как так получилось, что она меня не помнит? Почему она так спокойно смотрела на меня, словно я — чужой? Что с ней произошло? Почему она так себя со мной ведет?
Не могу усидеть, поднимаю крышку ноута и ввожу полученную информацию. Диана Вербицкая. Паспортные данные есть — дата рождения, а это, скажем так, вообще даже близко не имеет общего с оригиналом, и много всякой всячины. Учится в местном университете на дизайнера. Да уж… Полина и ландшафтный дизайн. Шутка Вселенной, не иначе. Моя Полька никогда бы такой ерундой не страдала, она владела словом и больно им дубасила. Ее в универе называли клинком курса, как напишет, так хоть стой, хоть падай.
Мне никогда не нравилась ее работа. За то что она делала, можно было по шапке получить, но девочка у меня была бесстрашная. Ничего и никого не боялась. Правда, работать в каком-то серьезном издании она не могла, никто не брал на себя такую ответственность. Пришлось быть тенью интернет-ресурса, где журналисты проводили свои расследования и писали обличительные статьи и никто не знал, кто они такие. Вот это ей нравилось. Анонимность. С этим в итоге и возникла самая большая проблема, ведь я даже не знал куда и зачем она отправилась, и не только я, а еще — ее главный редактор.