- Вот это вчера мы гульнули, конечно, - смеётся подруга, - Твои 33 я запомню надолго.

- Ты как домой добралась?

- Так я и не дома, вообще-то, - таинственно делится Олька.

- У Руслана? – вздыхаю.

Я бы тоже не прочь приложить своё тело к другому, мужскому. У Лёли есть Русик, у Дашки – Васёк. А мой удел – жить рядом с птицей.

- Если бы, - хмыкает Лёлька.

- В смысле? – я потрясённо сажусь. Отчего много мелких букашек начинают свой бег вокруг моего изголовья.

- Музыкантов помнишь? – эту фразу она почти шепчет в динамик.

- Каких музыкантов? – я напрягаюсь, но помню лишь музыку. Чей-то приятный ласкающий бас исполнял всем знакомую песню про белых лебедей на пруду.

- Ну, короче, они под конец вечера пели на сцене. Так вот, я с вокалистом, - хихикает Олька.

- А как же Руслан? – говорю.

- Ну, а что? Я свободная женщина! – сквозь похмельный дурман просыпается в Лёле гордячка.

Она запросто может вот так, поменять ориентир. Я же всегда относилась к мужчинам, не как к дополнению, а скорее считала себя таковым. Принимала чужие условия, делала вид, и цеплялась за тех, кто во мне не нуждался.

- А у тебя как? Срослось с гитаристом? – интересуется Олька.

- С каким гитаристом? – я хмурюсь.

- Ну, был там один. Или двое, не помню, - вещает подруга.

- Или двое? – от удивления я не могу удержаться внутри вздох.

- Ну, вокалист-то один, а музыкантов там много было, - торопливо лопочет она. Видно тот самый певец до сих пор где-то рядом.

- Как его звали? – говорю я, имея ввиду гитариста.

И что есть сил, вспоминаю упругость гитарной струны.

- Прикинь, я понятия не имею! Со мною такое впервые. Обычно я знаю, с кем сплю, - шепчет подруга.

- Да я не про…, - начинаю, - А ладно!

- Слушай, а Кира-то как? – уточняет она.

Я вспоминаю Кирюткины стоны, когда я вручила её в руки старшего брата. Тот, видно, не стал покрывать похождения младшей сестры. Доложил обо всём. Вот, стукач!

- Да, нормально, живая, - вздыхаю.

- Отлично! – Олька на том конце провода хмыкает, - Только ты эту мелкую больше с собой не бери. Она же всех мужиков распугала! На шею охраннику вешалась. Бармен щемился уже под конец вечера за стойкой.

- Серьёзно? – пытаюсь припомнить.

- Ага, малолетняя шлюшка, - смеётся подруга, - Эх, где мои двадцать три года? Уж я бы зажгла.

- Ты итак отжигаешь, - опускаю на землю.

- Ой, да ладно тебе, - слышу шум наливаемой из крана воды. Олька жадно глотает.

Ловлю этот миг, чтобы выяснить:

- Оль, слушай, а вчера правда Савушкин был, или мне померещилось?

Напившись, придавленным голосом, Олька бросает:

- Ага, приходил.

От удивления я даже теряю дар речи. С одной стороны хорошо, что не плод моей бурной фантазии. А с другой…

- А зачем?

Олька снова глотает, слышу, как булькает:

- За тобой.

- В смысле? – не понимаю я.

- Ну, ты написала, вот он и пришёл. Нужно было забрать телефон, так и знала, напишешь! – с раздражением цедит подруга.

- И что было дальше? – призываю её продолжать и вгрызаюсь в кутикулу.

Олька вздыхает:

- Ну, он собирался забрать тебя. А ты ему заявила: «Если хочешь домой, то иди».

- И всё? – у меня отлегло.

- Нууу, - тянет Лёля, - Это я облекла в адекватную форму. А вообще, вы ругались. Он тебя обозвал пьяной сукой, а ты сказала, что истратила на него свои лучшие годы.

«Вообще, так и есть», - озадаченно думаю я.

- А ещё?

- Посмотри в телефоне, малыш, - произносит подруга с сочувствием.

Тут в нашу беседу врывается возглас:

- Кррасава!

«Не то слово», - говорю про себя.

- Ты с кем там? – удивляется Лёля.

- С Иннокентием, - смотрю на него. Вспоминаю, что надо кормить. Неохотно встаю, лезу в ящик за кормом.

- Это что за имечко такое? – Лёля смеётся, - Подожди! Так ты ж вроде с мамой?

- Попугай это, Оль! Какаду, - руки трясутся, и я умудряюсь рассыпать корм мимо кормушки.

Иннокентий, цепляясь за прутики клювом, ползёт.

- Ааа, точно! Забыла совсем. Отжала пернатого, значит?

- Это мой какаду, - говорю, наблюдая, как Кеша клюёт. Оголодал, бедолага! С такой-то хозяйкой.

- С худой овцы хоть шерсти клок, - иронизирует Олька.

Мы говорим ещё пару минут и прощаемся. И я тут же берусь изучать смс. Переписка пестрит тем, о чём я не помню.

Вот я пишу:

«А вд руг я беремена?», - с такими ошибками. Боже! Похоже, овца – это я.

«Тогда тебе лучше сделать аборт», - отвечает мне Савушкин.

«Ты псылаешь мня на аборт?», - продолжаю опасную тему.

«Юля, ты пьяная!», - делает Ромик попытку меня вразумить.

Но я проявляю упорство:

«Чисто гипотастищески».

«Я своих принципов не меняю», - жёстко парирует он.