— Что ты мелешь, она не ест людей! — бросила Хельга раздраженно.

— А что она делает?

— Этого никто не знает.

Я слушал их разговор, все больше холодея.

Впрочем, они тут же смутились и замолчали, прекрасно понимая, что сказали слишком много, и теперь уж придется им закончить то, что начато. И тут уж я принялся упрашивать милую Хельгу, чтоб поведала все, что знает о запретной двери, покуда она не сдалась.

— Слыхала я от своей матушки, которая прожила в этом доме всю жизнь, что прежде была там обычная кладовая. Правда, ходить в нее по всяким надобностям слуги больно уж не любили. Одна девица утверждала, что там у нее свеча все время гаснет, как будто кто ее задувает. У другой в той каморе каждый раз что-нибудь да случалось — то кувшин выскользнет и разобьется, то ключ застрянет в замке. А еще там хранились зимние яблоки — целая большая корзина. И маленький сынок деда твоего дядюшки как-то раз забежал туда, что взять яблочко.

— И что с ним случилось? — в нетерпении спросил я.

Хельга лишь выразительно пожала плечами.

Да, никто так и не узнал, что случилось с несчастным ребенком. В ту пору одна из служанок раскладывала сыры на полке. Она видела, как мальчик зашел и начал рыться в корзинке, выбирая яблоко, потом на мгновенье отвернулась, а когда снова взглянула, его уже не было. Он словно растворился.Девушка покликала его, поискала за коробами и кувшинами, да только в маленькой кладовой спрятаться было просто негде, разве что он сам превратился в яблоко, — как сказала она потом. Служанка хотела было позвать на помощь, но вдруг ей померещилось, что светильник начал чадить и гаснуть, и накатил на нее такой ужас, что она с громким криком выбежала из кладовой. Девушку долго не могли успокоить и добиться внятного рассказа, а когда она поведала про странное исчезновение господского сына, слуги по приказу прадеда обыскали весь шлосс и окрестности, но так и не нашли пропавшее дитя. В кладовой, где его видели в последний раз, тоже все перевернули вверх дном. Само собой, никого не обнаружили. Однако все, кто там побывал, даже мужчины неробкого десятка, норовили поскорее покинуть эту маленькую комнатку. Они признавались, что в каморе им делается страшно, очень страшно.Мне тоже стало страшно, когда Хельга дошла до этого места.

— Почему? Что страшного было в той кладовой?

Хельга отвечала:

— Один парень сказал, что ему почудилось, будто стоит он темной осенней ночью на краю раскопанной могилы, один-одинешенек. Вроде бы в отрочестве над ним так подшутили дружки — заманили на кладбище, да и сбежали.

По словам Хельгиным выходило, что чуть ли не все домочадцы прадеда из любопытства навестили ту роковую камору. И все они затем спешили покинуть ее так быстро, как только могли. В этой тесной затхлой комнатке страх вцеплялся в них, будто когтями. Каждому на ум приходил случай из его прошлого — самый жуткий и отвратительный. И каждый божился, что, когда сердце стискивали тоска и тревога, в каморе делалось все темнее, словно огонь светильника постепенно уменьшался и мерк.

— Чем же все закончилось? — спросил я.

Хельга продолжала:

— На другой день служанка отперла кладовую и чуть не лишилась чувств. Все припасы, что хранились там, разом испортились. Сыры кишели червями, красивые красные яблоки скукожились и почернели. Там витал смрад гнили и смерти…

Я вздрогнул невольно — по спине словно прошлись ледяные когти. Как наяву видел я то, что случилось потом.Позвали прадеда, он зашел в камору, и в руках у него была ярко горящая масляная лампа, огонь которой сразу же сник. Постоял, чувствуя, как что-то бестелесное вытесняет из кладовой свет и воздух. И покой. И накатывает холод и страх. Хозяин содрогнулся всем телом и вышел. А после велел повесить на дверь замок, который висит там поныне, и больше в камору не заходить.

— А мальчик? — спросил я, уже зная ответ.

— А мальчика так и не нашли.

Может статься, та дверь вела в некое место, враждебное людям, которое лишь притворялось маленькой пыльной кладовой? Так отчего-то подумалось мне.

— И что, ее больше ни разу не открывали?

— Почему же, открывали, — сказала Хельга, невозмутимо разравнивая рукою перо. — Матушка рассказывала, что прошло много лет после смерти старого господина, и кто-то решил — непорядок, мол, что кладовая пустует. А может — просто кому-то стало любопытно, что это там, за закрытой дверью. И вот, спустя месяц туда зашли две служанки, а вышла только одна. Та, что вышла, не могла сказать, куда делась вторая девушка, только что была — и вот уж нет ее.