Все поднялись. Хэ Лун, обычно скупой на эмоции, добавил несколько теплых слов на китайском, которые переводчик изложил как «брат по оружию и духу».

После обеда наступило время церемонии прощания. По китайскому обычаю, меня ожидал обмен подарками с местными представителями. Доктор Чжан от имени генерала Фэна преподнес старинную яшмовую печать с изображением дракона, символ власти и уважения. Хэ Лун вручил традиционный китайский меч — дао в лакированных ножнах с серебряной отделкой.

— Этот меч принадлежал моему деду, который сражался с маньчжурскими захватчиками, — произнес он через переводчика. — Теперь он должен защищать друга китайского народа.

Я был глубоко тронут таким подарком, понимая его символическую ценность. В ответ я преподнес доктору Чжану старинные серебряные часы с гравировкой, память о моем отце, промышленнике старой закалки, который всегда ценил точность и пунктуальность. Хэ Луну я подарил именной маузер в деревянной кобуре-прикладе с гравировкой на рукояти «Храброму защитнику Дацина».

Церемония завершилась традиционным китайским чаепитием с соблюдением всех ритуалов. Когда официальная часть подошла к концу, я получил возможность ненадолго остаться наедине с Бакулиным в моем, теперь уже его, кабинете.

— Иван Петрович, — обратился я к нему, — вы не упомянули о главном. Зачем меня срочно вызывают в Москву?

Бакулин, расположившийся в кресле, задумчиво постучал пальцами по подлокотнику:

— Официальная версия — доклад о выполнении операции и новое назначение. Но реальная причина… — он понизил голос, хотя мы находились в защищенном помещении, — товарищ Сталин считает, что ваш опыт может быть полезен в другом стратегически важном регионе. Возникла ситуация, требующая нестандартных решений.

— Какой регион?

— Узнаете в Москве. Лично от товарища Сталина. — Бакулин улыбнулся. — Но могу сказать, что дело не менее важное, чем Дацин. И потребует всех ваших талантов, и дипломатических, и технических, и военных.

Он поднялся и протянул мне конверт с сургучной печатью:

— Ваши документы для возвращения. Поезд отправляется через три дня в двадцать один ноль ноль с харбинского вокзала. В Москве вас встретят.

Вечер наступил незаметно. Собрав необходимые личные вещи и документы, я в последний раз обошел штаб и прилегающую территорию. Посетил первую буровую вышку, где Воронцов с Рейхманом уже бурно обсуждали технические детали увеличения производительности. Зашел в лабораторию, где Архангельский показывал прибывшим геологам образцы пород с разных глубин.

Перед самым отъездом меня догнал Александров:

— Леонид Иванович, вы еще не уехали? Хорошо, что успел. — Он протянул небольшой сверток. — Это от меня лично. На память о нашей операции.

Развернув бумагу, я обнаружил самодельный серебряный значок в форме нефтяной вышки с датой начала операции, выгравированной на обратной стороне.

— Спасибо, Василий Захарович. — Я крепко пожал ему руку. — Берегите себя и наше дело.

Сумерки сгущались, когда автомобиль с Сопкиным за рулем повез меня на станцию. Проезжая мимо нефтяных вышек, отчетливо вырисовывающихся на фоне алого закатного неба, я испытывал смешанные чувства. Гордость за выполненное задание, некоторую грусть от расставания с созданным с таким трудом проектом, и нетерпеливое любопытство относительно новой миссии, ожидающей меня в Москве.

Дацин уже стал частью моей жизни, важной вехой в изменении хода истории. Но впереди открывались новые горизонты, новые возможности использовать знания из будущего для укрепления моей страны перед лицом грядущих испытаний.

Поезд отправился точно по расписанию, унося меня на запад, в Москву, где ждали новые приказы и, возможно, еще более сложная миссия.

Транссибирская магистраль, это стальная артерия, связывающая воедино необъятные просторы нашей страны, всегда вызывала у меня особое чувство. Величественное детище русской инженерной мысли, построенное ценой невероятных усилий, позволяло преодолеть тысячи километров через тайгу, степи и горы. Стук колес на стыках рельсов отбивал монотонный ритм, усыпляющий и одновременно настраивающий на размышления.

Мой вагон особого назначения прицепили к регулярному поезду Харбин-Москва. Снаружи он ничем не отличался от обычных пассажирских вагонов, но внутри напоминал передвижной кабинет. Просторное купе с рабочим столом, отдельное помещение для охраны, автономная система связи. Не роскошь кремлевских апартаментов, но вполне комфортное пространство для длительного путешествия и работы.