Листовка про «ПОСТчеловека» была попроще предыдущих.
«Наверное, поменяли художника», - подумала Татьяна.
Тут приехал электробус.
3
Телефон завибрировал, когда Татьяна вышла из электробуса.
- Да?
- Татьяна Сергеевна? - спросил знакомый голос.
- Да, с кем я разговариваю?
- Эта тварь... эта...
Татьяна узнала голос мужчины: того самого, что хотел «достойного наследника».
- Простите, о чем идет речь?
- Эта тварь... я надавил на нее. Она мне все рассказала... а ведь пела, что никогда с ним не... никогда не... тварь такая! Я ведь ей все дал. Все! Так ладно бы аборт. Она продала эмбрион!
- Вы уверены, что вам нужна именно я? - спросила Татьяна, поймав паузу между словами мужчины.
- Да, именно вы мне и нужны. Точнее... вы мне больше не нужны.
- Простите?
- Мне больше не нужны услуги вашей клиники. Не нуж-ны... - выговорил он, и в трубке стало тихо.
- Алло? Вы еще тут? - спросила Татьяна.
Резкий шум, точно кто-то высморкался, оглушил ее.
- Я тут! Уничтожьте эмбрион. Мне от этой... мне от нее ничего не надо! Не будет мой сын носить гены этой... этой бродяжки!
- Простите, но это так не делается. Вы должны оформить отказ, ваша супруга...
- О, она мне больше не супруга!
- Тем не менее. Эмбрион записан на нее. Одного вашего желания недостаточно.
- Это мы еще посмотрим!
- К тому же вы уже заплатили за все процедуры. Возврат в таких делах не предусмотрен.
- Да и хрен с этими деньгами! Я еще в десять раз больше заработаю. Но уже без нее... да-а-а, - протянул он, затем что-то брякнуло, по-видимому, стакан. - Она хрен что получит от меня!
На секунду повисла тишина.
- Бр-р-р! - снова брякнуло стекло. - Так что, док, кончайте там эти... костюмизации... все. Закрыта лавочка!
- Простите, но без заявления вашей... без заявления Елены это сделать невозможно.
- Я все понял, док. Все будет! Я вам клянусь, все будет чики, мать его, пуки! - крикнул он и сбросил.
Татьяна какое-то время смотрела на экран с номером абонента, затем убрала телефон в сумочку и пошла по аллейке, огороженной высокими соснами, в сторону трехэтажного здания, притаившегося в самом конце.
«Чайка» - центр паллиативной медицины - уже несколько лет служил домом ее брату. «Фульминантная форма болезни Паркинсона» - так Татьяна назвала эту болезнь, хотя никакого официального названия для нее не было - сделала из некогда активного молодого человека куклу, которая только шевелит глазами и открывает рот. Говорить он не мог, только глотать жидкую пищу. По удивительному стечению обстоятельств эта болезнь развивалась лишь у тех, кто был модифицирован по контрактам от ЧВК типа «Валькирия» или «Варяг», а также было несколько случаев среди контрактников Министерства обороны. Причем заболевали лишь те, чья служба по контракту подходила к концу. Но были и такие, кто переходил на службу во внутренний отдел - они, каким-то образом, избегали этого недуга.
Брат Татьяны был модифицирован на деньги «Валькирии». Все дело в том, что у него обнаружили дефект Y-хромосомы, вследствие которого он родился бы бесплодным. Каждый раз навещая брата Татьяна думала: «Разве это лучше бесплодия?» Она помнила, как брат вернулся домой с последнего задания, предусмотренного контрактом, который заключили еще до его рождения. Вечер, накрытый стол, счастливые родители. Татьяна помнила, как у брата дрожали пальцы, когда он держал вилку. На следующее утро он еле встал с кровати. Пару дней спутя он уже почти не шевелился. Через неделю он перестал говорить. Через месяц он принял нынешний вид.
Потом умерли родители - по естественным причинам, а ЧВК с каждым месяцем все сильнее сокращало пособие по инвалидности, пока не перестало платить совсем. Тогда Татьяна взяла все на себя. Она перевезла брата в «Чайку», где ему стали оказывали весь необходимый уход, в отличии от центра, принадлежащего «Валькирии», где в последние месяцы брата перестали даже переворачивать. Эти пролежни, через которые виднелись кости, до сих пор снились ей в кошмарах.
- Привет, Тань, - сказала медсестра на посту в отделении.
- Привет. Как он сегодня?
- Хорошо, - сказала, улыбнувшись, медсестра.
Это «хорошо» означало лишь то, что хуже ему не стало. На то, что когда-нибудь станет лучше, Татьяна уже не рассчитывала.