Обыкновенный человек — это просто скромный дурак. Возможно, при соответствующей подготовке сознания он и поднялся бы над собой, но он никогда не пытался. А тем временем он остается чрезвычайно консервативным, и только случающиеся время от времени взрывы безрассудной истерии в результате воздействия какой-нибудь особой группы людей, выводят его из этой рутины.
И все же общество как целое существует. История — это процесс действия масс. Индивидуумы с талантом начинают его, но совершает этот процесс в действительности огромная масса обыкновенных людей. Новые изобретения, новые земли для колонизации или же другие нововведения не будут иметь никакого значения, если только они постепенно не адаптируются, не начнут эксплуатироваться или давать еще какую-нибудь пользу. Общество как целое — консервативно, или, я бы даже сказал, предохранительно. Цивилизация на девяносто девять процентов состоит из привычек использования открытий прошлого либо влияния события минувшего. На фоне огромной массовой человеческой толпы в сравнении с огромным накоплением достижений прошлого, достижение одного гения или небольшой группы кажутся почти незначительными. Неудивительно, что прогресс медлителен и стремится к застою либо резкому спаду. Удивительно на самом деле то, что вообще могут происходить какие-нибудь замечательные события.
Хейм на несколько секунд остановился. Горам нетерпеливо шевельнулся.
— К чему вы ведете? — пробормотал он.
— Просто вот к чему. — Рука Хейма опустилась в карман и обхватила гладкую твердую рукоять ножа. Горам сидел, развалившись в кресле, склонив голову, хмуро уставившись в пол. Если лезвие направить сейчас прямо в эту толстую шею в парализующем ударе, а затем быстро резануть по яремной вене…
Сила ненависти, захлестнувшая Хейма, шокировала его. Он должен быть выше грубости своего врага.
«Спокойнее… спокойнее… Этот шаг отчаяния необходим!»
— Два фактора управляют отдельными индивидуумами в обществе, — продолжил Хейм, и бесстрастное спокойствие голоса слегка удивило его.
— Вот первая простая причина общественного давления. Все мы хотим, чтобы нас одобряли наши товарищи, по крайней мере в разумных пределах. Нужен по-настоящему храбрый — и в некотором роде психопат — индивидуум, чтобы отличаться в каком-нибудь значительном отношении. Многие заплатили своими жизнями за претворение в жизнь нововведений. Поэтому гению будут мешать в начале его деятельности.
И, конечно, обычно это общественное давление заставляет подчиняться даже нежелающих того индивидуумов. К примеру, ученый может быть по природе и миролюбив, но едва ли он откажется от участия в военных исследовательских работах, если ему будет указано делать это.
— Вторая причина, менее заметная, но более эффективная. Это установки в сознании, накладываемые по мере взросления индивидуума обществом, где приняты определенные условия жизни и правила мышления. «Прирожденный» пацифист, вырастая в милитаристской культуре, в целом принимает войну как часть естественного порядка вещей. Человек, который мог бы оказаться абсолютным скептиком в обществе, основанном на науке, почти всегда принимает богов и теократию, если он воспитывается в вере в них. Он может даже стать священником и направить свои логические таланты на разработку принятой теологии… и помогать в ликвидации неверующих. И так далее. Мне не нужно входить в детали. Сила социального воспитания невероятна, а в сочетании с общественным давлением становится почти непреодолимой. И, что весьма важно, правила и образ мыслей принимаются и навязываются в обществе массами — этим всепобеждающим большинством, недальновидным, консервативным, ненавидящим и боящимся всего, что является новым и странным, желающим пребывать лишь в том первоначальном состоянии, которое известно ему с рождения. Гения принуждают подстраиваться под уровень посредственности. И то, что он вообще оказывается в состоянии преодолеть эти преграды и выйти за пределы своего заточения — дань высшей силе его интеллекта.