Отец заходит в коридор. Напряженный. Мрачный. Сразу проходится пристальным взглядом по моему лицу.

– Вот это зятя ты нам выбрала, Арина, – криво усмехается.

Ему сообщили. Не могли не сообщить. Видимо, прямо по дороге домой доложили.

– Нужны были деньги, папа, – обнимаю себя руками. – Срочно. Иначе даже думать не хочу, чем все могло закончиться. А это… фиктивный брак. Я же не по-настоящему расписалась.

Сама удивляюсь тому, как спокойно звучит мой голос, как ни разу не срывается.

– В тюрьму собралась? – резко бросает отец. – Зять уже на зоне. А дочка туда отправится. Прямо подарок для генерала.

– Папа…

– Я про этого Каримова наслышан.

И по его глазам понятно, ничего хорошего не говорят. Но тут удивляться нечему. Другого не ждала.

Мой отец Николай Молотов. Генерал, который многим успел перейти дорогу, потому что строго пресекает коррупцию. От него хотели избавиться. Развернули серьезную компанию. Почти добились цели, ведь на прошлой неделе отца задержали. Пока неофициально. Но это могло поменяться в любой момент.

Все счета родителей оказались под пристальным вниманием. Денег оттуда не взять. А нам требовалась крупная сумма, чтобы решить вопрос.

Мой дядя нашел нужных людей. Оставалось только им заплатить. Ждать бы никто не стал.

Либо мы откупаемся, либо отца подставят и устроят показательный суд. Найдут чем прижать. И плевать, что взяток он никогда не брал.

Поэтому когда подвернулся вариант с агентством, сомневаться было некогда. Так я и согласилась на фиктивный брак.

Теперь отец свободен. И он не должен узнать, что со мной сделал Каримов.

Это будет удар для папы. Понять, какой кошмар я пережила ради того, чтобы его спасти.

Сначала он Каримова разорвет голыми руками. Никакая тюрьма того урода не защитит. И это ладно. Плевать. Меня волнует другое.

Отец же самого себя не простит. За тот ад, в котором я оказалась ночью.

– Ты зачем в это полезла? – резко спрашивает отец. – Я бы сам разобрался. Решил все вопросы.

– Нужны были деньги, а другого способа…

– Арина, – обрывает грубо и чеканит: – Я свои проблемы сам закрываю. Всегда. Мне помогать не надо.

– А если бы не получилось, папа? – не выдерживаю, голос срывается. – Если бы они своего добились? Если бы тебя…

Так и не удается договорить “посадили”. Остаток фразы забивается в горле комом. Не могу это произнести вслух.

– Значит, так тому и быть, – мрачно говорит отец. – Но ты вообще не должна этого касаться. И не важно, что вокруг происходит. Ясно тебе?

Он поворачивается к маме. Челюсти стиснуты, желваки играют под кожей. Взгляд тяжелый, прожигающий.

– Ты ей как это позволила? – выдает. – Не могла удержать?

Мама обнимает себя руками.

– А тебя сильно удержишь, Николай? – роняет она. – Вот и Арина такая, разрешения не спрашивает.

– Пап, – сглатываю. – Но все ведь хорошо. Все уже закончилось.

Язык едва на этих словах ворочается.

Конечно, ничего “хорошего” нет, но папа об этом никогда не узнает. Каримов не самоубийца, чтобы про такое рассказывать. А остальные… слышали мои крики, однако в той камере нас было двое.

– Хорошо? – рявкает отец. – Ты в тюрьму поехала. К зэку. Ты понимаешь, чем все это могло для тебя закончиться? Оказаться в “Яме”. Среди этих уродов.

Понимаю. Очень отчетливо. До боли. Понимаю и помню. Такое невозможно забыть, и плевать сколько лет пройдет.

– Папа…

– Совсем мозгов нет? – бросает отрывисто.

Слезы душат. Разворачиваюсь и стараюсь поскорее скрыться в своей комнате. Захлопываю дверь, прижимаюсь к ней.

Закрываю лицо ладонями.

Реакция папы не удивляет. Он действительно привык все решать сам. Защищать семью. И лучше бы сам в тюрьму отправился, чем подверг нас опасности. Мой поступок никогда бы не одобрил.

Но как я могла просто ждать? Особенно когда подвернулась возможность помочь, и дядя нашел нужных людей?

Да и договор с агентством, пусть и рискованный, но сомнений не вызывал. Все пункты четко прописаны. Условия обозначены. Брак фиктивный. Никакого интима.

Обнимаю себя руками, пытаюсь унять истерику. Но рыдания лишь нарастают. Не выходит у меня успокоиться.

– Арина, – голос отца доносится из-за двери. – Можно?

– Нет, – роняю сдавленно.

– Арина…

Глотаю слезы. Зажмуриваюсь. Все же отхожу от двери, оседаю на край кровати. Сгибаюсь, уткнувшись лицом в сомкнутые ладони.

Слышу, как отец заходит в комнату.

Кровать пружинит, когда он усаживается рядом.

– Ты прости меня, – говорит. – Сорвался. Знаю, тебе тяжело было.