Щит я вернул воинственной деве; протягивал железный круг и не мог оторвать от нее глаз, хотя знал, что не прилично вести себя таким образом – бесстыдно и в упор разглядывать. В начале она тоже смотрела каким-то лукавым взором, но потом смущенно отвела взгляд – последнее действие мне показалось притворным. Вот щит оказался в ее руках, прошло еще несколько мгновений, и лишь после я произнес:

– Спасибо. Ты, можно сказать, спасла меня. Я благодарен тебе всем сердцем, всей своей душой и… - я еще что-то говорил, а сам думал: «Что я несу! Остановись, дурень!» Только после мысленного окрика из моей глотки перестал исходить всякий звук. Я испытал нечто вроде облегчения, а заодно стыда. Юная воительница беззаботно и добро засмеялась, как смеются только девушки, желающие поддержать разговор. Каким же безмозглым ослом я предстал перед ней! Но совсем неожиданно она спросила:

– Как вас зовут, почтенный рыцарь?

– Ричард, - выпалил я, а дева вновь засмеялась, - Но я вовсе не рыцарь…

– О, да. Вы больше, чем рыцарь – вы воин самого Иисуса Христа. А мое имя – Эвелин.

Я несколько смутился. Конечно, то была не первая девушка в моей жизни, но по своему опыту знал – если при разговоре с созданием противоположного пола боюсь сказать глупость, но обязательно говорю, то это может означать только одно – создание мне нравится. Да и при том, не привык как-то, что бы незнакомые девушки принимались осыпать меня комплиментами. Я продолжил разговор:

– Красивое имя. Но что ты здесь делаешь? Скоро наступит такой ад, какой тебе даже не снился.

– А тебе, похоже, только снился. Это твоя первая битва?

Я снова смутился и даже несколько разозлился. Но решил, что глупо показывать норов.

– Да, первая. Но откуда ты знаешь?

– Вижу, как ты держишь меч, словно метлу, – она улыбнулась, будто извиняясь, чтобы я не обижался. Однако мой характер был не таков: если надо мной шутили – я умел смеяться вместе со всеми; говорили правду – внимательно слушал; оскорбляли, – если гнусные слова слетали с уст мужчины, – как следует размахивался и прицельно бил промеж наглых глаз, если такое позволяла себе женщина – то разворачивался и уходил прочь, говоря: «Бог вам судия».

– Тем более, – продолжала Эвелин, - клинок давненько не видал точильного камня – вон, посмотри, я вижу несколько зазубрин.

– Да, ты меня раскусила – я не воин. Просто решил не оставаться в стороне от благих деяний. А вот твой меч – в ножнах, и кольчуга сидит так, будто ты в ней родилась. Я раньше никогда не видел девушек-воительниц.

– В детстве я была бойкой девчушкой, даже дралась с мальчишками. Я жила с дядей, родители умерли, когда мне еще не было и трех лет – напали разбойники на пути в Париж, – улыбка слетела с ее лица, и легкий ветер унес ее далеко за горизонт, а на замену ей пришла печаль и чуть заметная тоска, - Я совсем не помню их… А обращению с мечом меня научил дядя. Он сказал, что, возможно, пригодится…

Больше ни о чем поговорить мы не успели. Готфрид Остготтский вышел вперед и оглядел войско. Те, кого нащупывал суровый взгляд, замолкали и с нетерпением ждали его слова. Когда шумливое море людей утихло, рыцарь начал говорить. Сильный и зычный голос облетал округу и достигал ушей каждого, кто хотел услышать.

– Воины! Знаю, что для многих эта битва – первая и, может статься, последняя. Крепость перед нами, что носит название Эскенеборго, не защищена. В ней только жители, да горстка воинов. Мы возьмем ее! И пойдем на освобождение Святой земли! Вперед, братья! – он поднял меч и направил коня к стенам. Воинство Христово зашумело и, словно бурная река, разрушившая плотину, ринулось на крепость.

Эскенеборго оказалась совершенно не готовой к осаде. Огромная толпа, похожая на буйную стихию, хлынула на стены, стала ломать ворота. Защитники кидали сверху камни, лили кипяток из огромных котлов, пускали стрелы. Однако попытки жителей защититься казались такими слабыми, что не смогли ни только остановить напора христиан, но даже умалить наш боевой дух. Самым сложным оказалось совладать с воротами – перед ними находился глубокий водоем. И все же многие рвались туда, видя именно в воротах самое слабое место крепости. Люди носили землю и кидали в мутную воду, делая из нее какую-то болотную хлябь, многие так и остались в воде, получив в лицо, в горло или в грудь турецкую стрелу. Им на замену приходили другие, прыгали в искусственно созданный омут, погрязая в нем, ступали по спинам мертвых собратьев и, стискивая до боли зубы, делали шаг за шагом, неся к воротам в окровавленных руках смертоносную, но, как им казалось, святую сталь. Долго ли, коротко ли, но к вечеру…