Эскенеборго пала.

Под диким напором ворота крепости не выдержали, запоры разбились, и многотысячная толпа хлынула внутрь каменной цитадели. Защитники попрыгали со стен, ощетинились мечами, в тщетных попытках не пропустить вражеское войско. Я не осаждал ворот и поэтому не знаю в подробностях о произошедшем. Закинув крюк с веревкой, я влез на стену, когда защитники покинули ее для попытки заткнуть брешь проломленных ворот. Турецкими воины отбивались отчаянно, понимая свою обреченность и потому не дорожа собственными жизнями. Однако мы взяли их числом.

Вот так закончилась осада. А что было потом? Грустно вспоминать... Именно, случившееся после победы, заставило пересмотреть многое в жизни. Однако воспоминаний не вычеркнуть, они сами, против человеческой воли всплывают, возрождая перед глазами картину прошлого.

Эскенеборго оказалась богатой крепостью относительно запасов. Мы нашли в закромах крепости обилие зерна, мяса, вина... Но Дьявол во многих своих обличьях всегда готов искусить человека, если видит в нем слабость духа. Так и случилось. Вельзевул, Асмодей, Николас – он был повсюду, видел грешные души и помогал им обрастать новым грузом. Воины предавались насиловали мусульманских женщин, беспрестанно пили вино. Я знал, что такое быть обесчещенной для мусульманки – лучше уж смерть: когда отец обучил меня грамоте, первой из прочитанных книг стал потрепанный дневник одного путешественника, побывавшего в мусульманских странах.

Сегодня христиане превратились в детей Сатаны. Даже монахи, обрадовавшись легкой победе, захмелели на столько, что их пьяные рты не произносили ничего, кроме ругани и пошлых песен. Я не мог смотреть на возрождение Содомы и Гоморры, однако куда бы не отводил взор, всюду видел картины, показывающие, как низко может пасть человек.

«И что, мне придется положить жизнь в этом чертовом месте ради этой грязи? И это христиане! И это люди, вкусившие плоть Христа, некогда с преданными глазами трепетно внимавшие Его учению? Не верю! Это морок… - я окинул взглядом крепость и засмеялся над своей наивностью, - Нет, Ричард, то не морок… Ты сдохнешь здесь, на далекой, враждебной земле! И никто о тебе не вспомнит. Ну, уж нет! Я выживу. Любым путем выживу. Пусть я не праведник – грешен, не спорю. Но вот они достойны смерти лишь за то, что смеют называть себя христианами. Не стану умирать за них!»

Не хотелось больше ни о чем думать, ничего видеть, поэтому взял кувшин вина, дабы напиться и впасть в забытие.

Сев на бочку у шершавой каменной стены, я поглощал хмельную жидкость, растекавшуюся по телу приятным теплом. Спустя некоторое время моего плеча коснулась чья-то легкая рука.

– А, это ты, дева-воительница! – к этому времени я уже порядком захмелел: то ли от того, что вино было крепким, то ли от желания забыться, а может, из-за большого размера кувшина – хватило бы не меньше, чем на пару дюжин кубков, - а я выпил ровно половину, - Поздравляю тебя с великой победой воинства Христова, идущего освободить Святую землю, и… и вставшего на борьбу с Дьявольскими кознями!

Мой смех мне самому показался каким-то неестественным, и я вновь прильнул губами к краю кувшина.

Эвелин молча села рядом и утешительно положила ладонь на мое плечо.

– Человек отнюдь не совершенен, - тихо сказал она, словно ей были ведомы мои мысли, – Нужно перебороть себя. Зло исходит только от человека, необходимо подавить его в себе, не выпуская наружу…

Я не совсем понимал, о чем она. Да и было мне все равно. Руки протянула кувшин, а уста пьяно хрюкнули:

– Пей. Красное вино полезно для крови. Это мне сказал один знакомый лекарь из… из Праги, мир его праху. Он умер несколько лет назад – лошадь укусила, и прямо за горло… Бедняга, хороший был лекарь. Прах его миру… нет, не то… как там? – Моя хмельная голова с трудом соображала, - А! Во… мир его праху!..

А дальше была тьма – я впал в желаемое забытие.