Он неустанно соблазнял меня на переезд к нему, но я успешно отбивалась. Жить с парнем в одной квартире - совсем не то, что проводить с ним совместные ночи. Хотя, справедливости ради, у него мне нравилось больше. Я даже ловила себя на том, что именно и как поменяла бы в большой комнате, в спальне. Да и простор новой планировки уж получше «карманной двухкомнатной», обходившейся мне в половину зарплаты.
Кольцо, о котором упомянула тогда Вера, Златогорский мне все-таки подарил. Объяснил, что без всякого намека, повод простой: три месяца со дня нашего знакомства. Отказаться пыталась, конечно, но безуспешно. Проще оказалось принять и не вспоминать, что право не носить украшение глупо проиграла в «Дженгу».
Приставучая подруга взгромоздилась на соседний стул у барной стойки, оторвав меня от созерцания красиво изогнутого золотого ободка на моем пальце, украшенного цветком-аквамарином. Да, вкус у Златогорского, безусловно, есть...
- Еще мартини? - воинственно поинтересовалась она у меня.
Я кивнула. Выхода нет, придется принять это сражение. Плюсом будет то, что не на трезвую голову.
- Очень просто проверить, серьезно или нет, - продолжила Вера, дав нам минуту-другую собраться с силами и духом перед предстоящим. Ну и наполовину опустошить бокалы. Устраивай она мне подобные «бомбежки» не раз лет в пять, а чаще, давно нашей дружбе пришел бы конец. Хотя после подобных бесед я действительно на многое начинала смотреть иначе...
- И как? - спросила я, глядя в ее хитрые глаза и делая вывод, что это, пожалуй, наша последняя порция мартини.
- Ты его на месте Стаса представь.
Я прыснула.
- Смеешься? Они как небо и земля. Абсолютно разные. Диаметральные противоположности.
- Да я не об этом, - махнула рукой Вера, пошатнувшись. - Представь: приходишь ты к нему без предупреждения, а у него транзитом девица в постели. Вот что ты сделаешь?
- Благословлю, развернусь и уйду. Как и в случае со Стасом, - спокойно ответила я и ухватилась за свой бокал. Мелькнувшую в голове картинку-воспоминание следовало как можно быстрее запить. - Или ты думала, что скандал закачу? Выдеру волосы сопернице? Будто не знаешь, что я не из таких дур.
- Ладно. Не из таких. А что почувствовала бы?
- Ничего. - Я пожала плечами, чувствуя, как изнутри давит какая-то эмоция, острая и гадкая. Будто тошнота, но на каком-то психическом уровне. Почему? Откуда она взялась? С Овчинниковой она не связана.
- Ничего? - уточнила Вера.
- Ничего не почувствовала бы, - легко соврала я. - Вернее, облегчение почувствовала бы. Минус один подлец в моей жизни. Радоваться надо.
Подруга, наклонившись, со стоном уткнулась лбом в свой локоть, то ли фыркнула, то ли издала смешок, то ли что-то еще.
- Ну что ты за человек такой, а! - возмутилась она, голос приглушала столешница. - Вот фиг поймешь, врешь ты мне сейчас или правду говоришь.
Я глотала свой мартини, начавший почему-то обжигать желудок. Казалось, горькое пойло еще и где-то в горле застревает, не желая опускаться вниз.
- А это сама уж решай.
Поставив свой опустевший бокал на стойку и не глядя на подругу, я бросила напоследок:
- Пойду освежусь в дамскую комнату. Одна.
В туалете я пробыла, наверное, минут тридцать. Какое-то время думала, что переусердствовала с выпивкой и надо бы пообниматься с фаянсовым другом. Потом, устав ждать такого экстремального очищения организма, махнула рукой, опустила крышку унитаза и села на нее. Спрятала лицо в ладонях.
Саму себя всегда успешно удавалось обхитрить, но в этом случае афера провалилась. Не донимай меня Вера, долго бы я еще преспокойно в своей раковине жила. Но нет! Овчинникова решила причинить мне добро и подсунула в мое воображение эту не желающую никуда уходить картину. Я открываю дверь в квартиру Дениса, слышу пикантные звуки, точно загипнотизированная, прохожу в комнату, а там, конечно же, не Содом и Гоморра, но весьма грязный сюжетец точно.
В блокбастере таком я уже участвовала. Со Стасом. Кадры были яркими, гротескными и иногда в памяти нет-нет да всплывали. Вероятно, потому нарисованное Верой так живо стоит перед глазами, как будто уже случилось. Может, даже минут пять назад. Цвет, свет, запахи, звуки, движения. Вот только вместо вытянувшегося лица Стаса мне четко видится лицо Дениса. И если в случае с бывшим мне было неловко и противно в том обыкновенном смысле, что всегда неприятно застать человека в каком-нибудь интимном процессе, не предусматривающем наличия третьих лиц, то сейчас, когда представляю Златогорского, до такой степени больно, что тошнит, разрывает душу и стискивает легкие и сердце.
Да, случись такое, я бы ушла, держа голову высоко поднятой, выдав какую-нибудь шутку, удержав лицо. Отпустила бы его, но не простила бы. Никогда. Тихо прокляла бы, послав в ад библейские истины. Вот Стаса я простила почти сразу же, что с него взять - мужчина-младенец. А Златогорский такой милости вовек бы не дождался. Естественно, я была бы счастлива за него, что весело умеет проводить время. И была бы счастлива за себя, что все ожидания оправдались и обильный покров ромашек жизни все же не сумел скрыть ее дурнопахнущую суть.