Опустив глаза, он глянул на свои страшные, обожжённые руки. Повязки давно сняли, но доктор, присланный самой госпожой герцогиней, продолжал прикладывать какие-то вонючие примочки и жирные мази, да толку... Все прекрасно понимали, что полученные травмы чрезвычайно серьёзны, особенно для музыканта.
Далёкое потрескивание паромобиля, что постепенно усиливалось, внося некий дисбаланс в пасторальный пейзаж за окном, заставило Дасти отвернуться: «Никак новый мозгоправ пожаловал, ―сокрушённо подумал он. ―Когда же они оставят меня в покое? Ведь никто не верит... Никто не верит, что клавесин и правда был волшебным. Думают, что я сошёл с ума... Ну и пусть... Уже всё равно...»
Дасти не ошибся. В приют действительно приехал новый доктор. Только в отличие от других, старых и важных до напыщенности, с моноклями и пенсне, этот был молод, и даже красив, статен и удивительно улыбчив. И Дасти он понравился. Правда, первый разговор с ним окончился так же как и беседы с другими ранее.
В учительской гостиной собрался весь преподавательский состав, включая господина директора. Доктор вихрем влетел в уставленное кожаными диванами и мягкими креслами пространство, где его с нетерпением поджидали. Швырнув водительские краги и длинное пальто на кушетку у двери, он широко улыбнулся, раскланиваясь во все стороны:
― Я рад, господа! Очень рад, что вы меня пригласили! Случай, поистине, уникальный!
Сидящий за массивным столом господин директор, надул щёки под пышными бакенбардами:
― Не совсем разделяю вашу радость, доктор Рид... Мы потеряли нашего лучшего ученика, и тут проблема не в его ожогах, что тоже весьма прискорбно. Сочиняют музыку головой, а не руками, она рождается в разуме, душе и сердце...
― Вы правы! Вы совершенно правы! ―по-прежнему радостно подхватил новый доктор. ―Только давайте я изложу свои выводы после беседы с мальчиком и знакомства с ранее поставленными диагнозами...
― Извольте, ―директор схватил бриаровую трубку и принялся нервно набивать её табаком. ―Только мы уже столько выслушали от ваших коллег, вплоть до помещения Румма в закрытое учреждение, ну вы понимаете...
― Нет, нет и ещё раз нет! ―воскликнул доктор, порывисто взмахивая руками. ―Мальчик нормален и совершенно не представляет опасности для общества.
― А как же драка и последующее весьма агрессивное поведение? ―спросил хормейстер Брук.
― Ну кто из нас не дрался в юности?! Не смешите, господа! Главная беда в том, что Дасти не то чтобы не хочет, он не может писать музыку, так как абсолютно уверен, что клавесин был волшебным и сам играл, а он просто записывал, ведь верно? ―сидящие закивали, а доктор остановился у длинного стола, возвышаясь над присутствующими, будто на трибуну взобрался. ―Вы все знаете трагическую историю Дастина Румма, хотя у каждого из ваших воспитанников своя боль, но сейчас не об этом. Корни того, что происходит с мальчиком, тянутся туда, в детство, когда в восьмилетнем возрасте он теряет семью, умирающую у него на глазах. Случился так называемый эффект наложения, когда одно событие либо деталь, или даже мелочь накладывается на другое, другое на третье и так далее... А именно: сказка, что он помнит практически с младенчества, смерть матери, потом брата и сестры, брошка, что на прощанье вручает смертельно больной отец и даже то, что он попал именно в ваш приют, а не в какой-нибудь другой тоже имело огромное значение. Ведь какое будущее у него было бы, сложись обстоятельства иначе? Участь рабочего мануфактуры, ремесленника или, в лучшем случае, служителя конторы? У мальчика были скрытые до времени редчайшие музыкальные способности, а ведь родился он в совершенно далёкой от музыки семье. Но именно ваше воспитание и усиленные занятия позволили им проявиться...―доктор сделал паузу, но все молчали, внимательно слушая, и он продолжил: ―И всё сложилось, господа, но не распределилось более-менее равномерно у него в голове, а нагромоздилось в огромную и слабоустойчивую башню, я бы так это представил. И да, эта башня стояла, качалась, но стояла внутри него, до тех пор, пока он не увидел клавесин, будто из маминой сказки. И тогда башня того детского горя и спрятанных в глубине души невероятно сильных эмоций рухнула, и его мозг подменил настоящее на придуманную реальность, в которой нормальным было всё, кроме клавесина. Ведь он не просто взял и решил, что клавесин волшебный. Он его видел и слышал таким: целым, красивым, играющим удивительную музыку. Но самое интересное, господа, самое интересное в том, что именно эта подмена реальности и послужила толчком, она высвободила спрятанный глубоко внутри Дасти композиторский талант.