Пока я сам не вошёл в наркоз, решил ускориться. Поток энергии в область раны направил максимальный по мощности и мягкие ткани начали стягиваться прямо на глазах. Даже для самого себя я организовал показательное выступление. Когда рана зажила полностью, я, чуть не теряя сознание, рванул к окну, дыша свежим воздухом полной грудью. Сначала головокружение стало отступать, потом появилось вновь из-за частого глубокого дыхания. Я облокотился о подоконник и замер на некоторое время, остановив дыхание.
— Туда её, — буркнул Герасимов, вышвыривая в окно ставшую теперь ненужной пропитанную хлороформом салфетку. — Потом уберём. А то Ваня у нас здесь сейчас на пол ляжет. Ну что, студент, ты живой? — последнюю фразу он произнёс, уже подойдя ко мне. — Ты глаза хоть открой, а то я понять не могу, спишь ты или нет.
— Уже лучше, — сказал я, прекратив задержку дыхания и открыв глаза. — Я почти в порядке.
— Молодец! — бодро заявил Герасимов и снова хлопнул меня по плечу. — Плечо зачётно залатал, я всё видел. А теперь бежим в приёмное, там ещё куча работы.
Так и хотелось сказать: «Подождёт ваша куча», но я сдержался, там люди нуждаются в помощи, некогда слабость проявлять. Да вроде и хлороформ отпускает потихоньку, начинает появляться ясность ума. Всё это я думал, пока шли какие-то тридцать метров до приёмного.
Здесь уже стало немного тише. Сопровождающих выпроводили на улицу, самых крикливых уже подлечили, но работы ещё осталось немало. Герасимов поручил мне перезагрузиться, производя лишь очистку от негативной энергии Аномалии, но снова надо было делать это одновременно на двух пациентах. Что ж, для меня это уже не ново, но и до совершенства не наработано, так что снова придётся попотеть.
Анатолий Фёдорович и двое его подчинённых продолжали заниматься ранами и переломами, а я подбирал себе пары пациентов и производил очистку. Количество негатива у этих было меньше, чем у первой парочки, на которых я впервые попробовал такой способ, и мне не приходилось прерываться на медитацию посередине сеанса, зато по завершении каждого такого исцеления я закрывал глаза и медитировал. После очистки уже четвертой пары меня остановил Герасимов.
— Чеши ты, наверное, уже домой, — сказал Анатолий Фёдорович и сочувственно похлопал по плечу. — А то ещё немного и тебя придётся госпитализировать с истощением. Иди отдохни, выспись как следует, а завтра снова в бой, теперь на второй этаж. Могу заверить, там ты тоже не соскучишься. Даже заранее сочувствую.
Я благодарно кивнул и пошёл в ординаторскую переодеваться. В приёмном было уже тихо, те двое целителей корпели над последними пострадавшими с самыми лёгкими повреждениями, остальных или отвезли в палату под наблюдение, или отпустили домой.
Я вышел на улицу, вдыхая свежий воздух и любуясь на темнеющее небо. Лёгкий вечерний ветерок донёс едва уловимый запах хлороформа от валяющейся на газоне под окном салфетки. Странно, что он до сих пор окончательно не выветрился. Я не поленился дойти до неё и запульнуть в мусорный контейнер. Теперь, с чувством выполненного долга, можно на автопилоте отправляться домой, ноги сами приведут, куда надо.
Примерно в таком темпе я работал до конца недели. Герасимов отправлял меня с утра каждый раз в разные отделения, где я проходил испытания с переменным успехом. Причём эта переменная больше зависела от отношения и самодурства работавших там целителей, а не от сложности пациентов. Не скажу, чтобы у меня всё получалось в совершенстве, но многие вещи успел повидать и разобраться, что с этим надо делать, так что теперь почти в любой ситуации не пропаду. Тем более все это время мой нейроинтерфейс пополнялся новыми сведениями, что в дальнейшем тоже могло служить мне хорошей базой для собственного развития.
Анализируя свои успехи и работу других целителей в отделениях, для себя я сделал вывод, что с работой справился бы, но иногда нужна всё-таки помощь старшего. С диагностикой проблем не было, помогал прошлый опыт, в смысле из прошлой жизни, а ещё здорово помогала справочная информация, которую мне услужливо и своевременно предоставлял нейроинтерфейс. Хорошо, что я потомок одного из самых богатых родов в империи, таких имплантов, как у меня единицы — ведь такие вещи никак нельзя отдавать в массовое пользование.