Марина обернулась в сторону кухни.

- А у меня больше нет никого. Я теперь одна. Говори.

- Что…? Что ты хочешь знать?

- Все.

- Ладно-ладно. Я расскажу.

И он рассказал все, как на исповеди. Стоя перед зеркалом, смотря себе в глаза и держа при этом нож у горла. Дмитрий рассказал и о ресторане: о том, где он, что там, кто там и как туда попасть. От страха перед сверхъестественным, он уже не думал о такой мелочи, как гнев Алексея, и выдавал все словно справочник. Марине даже не пришлось задавать сопутствующих вопросов. Так же, он рассказал все и о Славе, и о его серьезном дяде. А когда же он поведал об их планах убить Прохора, у девчонки, на секунду, во взгляде промелькнул лучик человечности. Но затем он погас, и глаза погрузились во тьму еще глубже, чем были до этого. Окутанная своим горем от потери бабушки, она и забыла о своей маленькой семье, о последних людях на всей земле, кто был ей дорог. Но теперь узнав, что и им грозит смерть, гнев разорвал ее хрупкую, эмоциональную, подростковую душу на части, и она ушла в тот глубокий транс, которого так боялась.

- Глеб?

- Да! Да! Это он. Он аж пальцем, гнида, указывал, где ты живешь, – дрожащим голосом отвечал Дмитрий, уже потеряв связь с происходящим.

Девчонка медленно развернулась и направилась к выходу. А Дмитрий повел руку, и под нечеловеческие крики, перерезал себе глотку, залив кровью, как и зеркало, так и ковер, так и всю душу этого дома.

***

- Вечно ты в какую-то задницу попадаешь!

Ворчала Зоя Михайловна, крутясь вокруг бледного супруга, сидящего на их высокой кровати и злобно смотрящего просто в стену.

- Та, закрой рот!

- Ох, какой храбрый, на бабу кидаться. А мужики прижали, так и штаны обмочил!

- Я те рога щас обломаю, шкура! – он даже привстал.

Зоя не испугалась, а лишь недовольно и с явным отвращением посмотрела на взъерошенного Глеба и вышла на кухню. Тот, оставшись сам, решил так же выйти, ведь ему казалось, что если он сменит обстановку, страх отступит, ведь по сути все уже было позади, а судьба соседей его слабо волновала. Но, так менял обстановку он уже раза четыре, и мысленно все возвращался и возвращался на тот стул. В конечном итоге, мужчина вышел во двор и увидел оставленные дрова. Глеб, пошатываясь, подошел к ним и даже достал спрятанный топор, думая при этом, что могло бы произойти, мозоля тот им глаза.

Вдруг калитка снова открылась, что заставило сердце мужчины сильно сжаться. И тот, кто вошел в нее, испуга не снял, но добавил сверху полную растерянность. Вошла Марина и с каменным лицом направилась к Глебу. Но тот решил пойти на опережение.

- Убирайся отсюдава! – крикнул хозяин не своим голосом, но со своим скрипом в нем.

Девчонка, игнорируя крик, продолжала идти вперед, смотря на Глеба неестественно широкими глазами, и не менее неестественными зрачками. Но крик принес и плоды, так как на него моментально отреагировала Зоя и выбежала на крыльцо. Она была в курсе истории, и будучи поумнее своего мужа, сразу поняла, что ни Вере, ни Марине живыми из нее не выйти. Предупреждать кого-либо Зоя тоже, не собиралась, опасаясь за свою драгоценную жизнь. Потому увидев девчонку, да еще и в собственном дворе, поняла, что Веры больше нет, а мелкую по каким-то причинам отпустили. Но теперь нужно срочно отводить удар от себя, а для этого надо не просто прогнать Марину, а и запугать ее так, чтобы та не вернулась.

- Бабушки больше нет…, - в полушепоте произнесла девчонка, отрешенным голосом, медленно приближаясь. – Это все ты….

Но Глеб даже не успел открыть рта, как Зоя Михайловна буквально подбежала к нему, и став впереди, перекрыла дорогу Марине.

- Да, что ты говоришь?! – моментально полетели звонкие крики. - Это ты! Все только ты! Нагуляла! Еще молоко не обсохло, а с мужиками крутишься! Вся в свою мамашу! Бабку загробила! Теперь крайних ищешь? Сказано тебе, убирайся! Вон пошла! А то щааа….

Зою Михайловну на полуслове оборвал топор Глеба, вошедший ей прямо в голову с огромного размаха. Сам Глеб стоял как статуя, с застывшим глазами, и не мигая наблюдал, как его жена падает лицом вниз, во внезапной, кажущейся даже странной, тишине. Его разум не был под полным контролем, а как в случае с Дмитрием, не слушалось лишь тело. А молчание и отсутствующий взгляд, могли означать лишь только то, что Глеб сам пошатнулся, и без того слабым рассудком и теперь невменяем.

Марина подняла глаза.

- Сиди и жди.

И когда она была практически у самой калитки, то услышала жалостливый и послушный голос Глеба.

- А скока?

- Пока за тобой не придут.

Прохор вышел из своего длинного Нисана, и устало полез в багажник за двумя внушительными пакетами. Затем, так же сонно, подошел к воротам, но там и остолбенел, ошеломленно смотря себе под ноги.