- Здравствуй, Мариша, - нарушив полумрак и тихое щебетание телевизора, раздался громкий голос продавщицы, и по совместительству, соседки через забор.

- Здрасте, Зоя Михайловна, - ответила Марина, а потом грустно и беспомощно спросила, подняв свой виноватый взгляд. – А хлеба нет?

На это Зоя состроила крайне недовольное выражение белого, как снег лица, подняла одну из своих узко-выщипанных бровей, и фыркнув, встала.

- Почему не как все, утром за ним прийти?

- Простите, я была занята.

- Знаю я твою, занятость. Ты бы завязала со своим этим ребячеством. Шатаешься бог знает где, и с кем, бабушку нервничать заставляешь, - говорила женщина, а сама достала из под прилавка буханку белого хлеба в прозрачном кульке. На что девочка, засияла и расплылась в улыбке, но Зоя все продолжала в том же, поучительном тоне. – Сколько тебе уже?

- Тринадцать, – как-то неуверенно ответила та, но ни из-за того, что не знала сколько ей лет, а скорее от смущения, ведь Зоя была в курсе ее возраста. Потому Марина просто протянула деньги, сама взяла с прилавка две цветные упаковки с вафлями и все это положила рядом с хлебом.

- Тринадцать, - повторила женщина. – Ты уже взрослая, через пару лет замуж выйдешь. Вон когда моему охламону, мужу, было столько, он уже вовсю работал и думал как взрослый, уже и за мной приударял. А ты понятия не имеешь, как тяжело даются деньги и какие теперь растраты.

Потом, Зоя на минуту замолчала и пристально посмотрела Марине в глаза.

- Ты, небось, своей красотой хочешь выехать?

Девчонка не ответила, а лишь сменила недоумение на испуг, взяла хлеб и вафли, и отошла на шаг назад. Но продавщицу этот жест не смутил, она облокотилась на прилавок, и пошло, даже с издевкой, улыбнулась.

- А чего? – уже более плавно, продолжила Зоя, - ты вижу красивая растешь, у нас в селе таких больше нет, ты даже ярче Ани будешь, это стопудово. – Потом она наклонилась еще ближе, будто впервые рассматривая лицо девчонки. – Да-да. Шансы есть. Съездишь в Измаил пару раз, а то и в Одессу, хвостом там покрутишь и быстро пристроишься.

- Я пойду, - уже более жестко и с вполне заметной ноткой злости, ответила Марина и обернулась к двери.

Зоя негромко засмеялась.

- Привет Вере, скажи, что я на днях загляну.

В ответ Марина, лишь махнула головой. Как вдруг, в двери вошел высокий и худой дед, в грязном, рваном, полосатом пиджаке, темно-синего цвета. На его сером лице с запущенной, жидкой бородкой, проскользнула гримаса злобы, когда он увидел прилавок хлеба пустым, затем он опустил взгляд и заметил в руках девочки буханку, и его глаза засветились. Она это моментально заметила, и перепугано обогнув деда, выскочила наружу, на что тот раздраженно толкнул ее плечом, будто случайно. Зоя же молча, и практически безучастно наблюдала за сценой, уже приготавливая речь для раздраженного старика, всем видом показывая, что ей на них обоих глубоко наплевать.

***

С самым серьезным видом, Вера загоняла птицу с дневного вольера на ночевку в сарай. Для этого она командным тоном прикрикивала на уток и курицу, а тонкой, обломленной веткой, словно регулировщик, указывала им путь, но те непослушно пытались разбежаться по двору и перед сном выхватить еще чего-то съестного.

Весь их двор был практически утоплен в грязи, от бесконечных дождей и туманов. Лишь небольшие две дорожки из вкопанного кирпича, помогали пройти от дома к сараю и огороду. Сам двор был большой, но заставленный уже почти истлевшим хламом, таким как старый, нерабочий холодильник, иногда выступающий в роли шкафа, и разного рода корыта и чаны, наполнены давно непригодной, дождевой водой. Сарай, который изначально собирался быть гаражом, был вполне ухожен, со свежей отбелкой. Его широкие двери из длинных досок, пережили уже не один десяток перекрашиваний, за что и приобрели иммунитет к сырости. Из окон, сарай имел лишь чердачные по обе стороны, благо хоть большие. Хотя за этот счет, плюс обивка соломой, внутри было всегда тепло, даже в самые сильные морозы. За сараем, пузырем, виднелся вход в погреб, вмещавший в себя не только запасы овощей, но и несколько деревянных, объемных бочек вина, по возрасту обогнавших даже Веру.

В этой грязи стояла коза и активно блеяла в сторону Веры, но далеко от своего маленького загона не отходила. Хозяйка же лишь недовольно посматривала то на козу, то на калитку и явно ожидала Марину, чтобы свалить на нее все нужды Фроськи. И едва та ступила во двор, Вера моментально, с присущей ей спешкой и строгостью, произнесла.