Тренер дал команду, и мы начали. Рафаэль сразу двинулся вперед. Быстрый, легкий на ногах, он начал с серии коротких джебов, пытаясь найти дистанцию. Я держал руки высоко, опустив подбородок. Защита, защита, защита. Главное — не пропустить сильный удар. Я уворачивался, блокировал предплечьями, отступал. Уклоны и нырки у меня получались просто отлично — я сильно прибавил. Теперь я двигался быстрее соперника, видел все его удары. Мое тело, до этого худое и болезненное, теперь было крепким, жилистым. Мышцы на руках и ногах играли, реагируя на каждое движение Рафаэля. Я уходил от его ударов, как будто танцевал. Он пытался пробить защиту, но я был непробиваем. Его удары скользили по перчаткам, по предплечьям, не достигая цели.

Рафаэль был агрессивен, но я видел его намерения, читал его движения. Я видел, как он готовится к каждому удару, как его тело напрягается, как он переносит вес. Все это было мне знакомо, я сам когда-то так же двигался. Но теперь я был другим.

В конце раунда я начал контратаковать. Короткий, резкий джеб в корпус, затем правый кросс в голову. Рафаэль зашатался, его ноги начали заплетаться. Я провел еще серию ударов, но не слишком сильных, чтобы не отправить его в нокдаун. Сагарра был строг — в голову сильно не бить. Он остановил бой.

— Отлично, Луис! — воскликнул Сагарра. — Есть прогресс!

Рафаэль, тяжело дыша, протянул мне руку.

— Ты… ты стал очень быстрым, Луис, — прохрипел он. — И бьешь сильно. Я тебя не узнаю.

Я лишь кивнул. В душе моей царило удовлетворение. Я не зря тренировался.

В раздевалке, после тренировки, боксеры начали спорить насчет Батисты и Фиделя. Настроение было приподнятым, все обсуждали предстоящие события. Война, которая до этого казалась далекой, теперь была близка.

— Вот увидите, — сказал один из парней, рослый мулат с татуировкой тигра на плече, — Батиста скоро сбежит. Как крыса с корабля. И тогда мы заживем по-настоящему! Фидель всех освободит! Даст землю крестьянам, работу рабочим! Все будет по справедливости!

Где-то я это уже слышал.

— Что за глупости ты говоришь, Эстебан? — возразил другой, белый, невысокий парень с разбитым носом, тот, что когда-то меня гонял. — Фидель… это такой же бандит, как и все остальные. Только с другой стороны. Он придет, и что? Заберет все, что у нас есть. И станет новым Батистой. А что, этого нам надо? От одного тирана к другому?

— Батиста — вор! — воскликнул Эстебан. — Он продал Кубу американцам! А Фидель… Фидель — наш герой! Он борется за нас!

— Да что вы понимаете, — вступил в спор третий, молодой мулат, который раньше был одним из «орлов». — Батиста хотя бы порядок держал. Дороги строил, отели. Туристы ехали, деньги привозили. А что будет, когда Фидель придет? Разруха, голод. Кто будет платить зарплату? Кто будет покупать наш сахар? Никто!

— Ты просто боишься, что придется работать! — засмеялся Эстебан.

Спор разгорался. Голоса становились громче, интонации — резче. Я стоял в стороне, слушая их. В словах каждого была своя правда, своя боль, своя надежда. Куба была расколота, разделена между теми, кто верил в революцию, и теми, кто боялся ее, теми, кто цеплялся за прошлое, и теми, кто мечтал о будущем. Я понимал, что эта дискуссия не приведет ни к чему. Каждый останется при своем мнении. И только время покажет, кто прав.

Мне не было дела до Фиделя, до Батисты, до американцев. Каждый день я думал о своей собственной цели.

Весь день вроде как заходил дождь — плотные тучи висели над землей, казалось, вот-вот, и хлынет ливень, но незаметно все рассосалось, и к вечеру небо прояснилось. И даже приемник шипел и трещал намного меньше.

Ведущий, чей голос звучал возбуждённо, почти истерично, начал передавать новости. Похоже, редакционная политика у них поменялась. Или это другая станция? Потому что теперь с Батистой борются не бандиты, а повстанцы. Сначала рассказали о Че Геваре — его отряды, как сообщалось, двигались на Гавану с запада, занимая ключевые позиции. Захват Санта-Клары — это была серьёзная заявка на победу. Теперь она в руках революционеров. Как это изменит расклад? Вряд ли Батиста сможет удерживать столицу, если ключевые оборонительные пункты переходят к повстанцам.

Затем последовали новости о Камило Сьенфуэгосе, чьи силы направлялись к Колумбии — главной военной базе страны. Ещё один удар, прямой и болезненный, в самое сердце обороны диктатора. Постепенно, из обрывков фраз и нарастающего шума в эфире, вырисовывалась картина стремительного коллапса. И если Че брал столицу провинции, а Камило — казармы, то Фидель, как донесли через несколько минут, уже захватывал Сантьяго-де-Куба, выступая перед ликующими толпами. Это был конец. Правительство, которое теряет контроль над крупнейшими городами и ключевыми военными объектами, теряет и легитимность. Народная поддержка — вот что было самым мощным оружием в этой войне. А народ, судя по новостям, уже перестал бояться и открыто праздновал победу.