«Разве это не очевидно?».
- Не умничай… кто бы ты ни был, - отмахнулся Боно.
«Чем ты там отмахнулся? У тебя даже рук нет».
Мужчина не ответил. Тяжело вздохнул, но не ответил. Зачем разговаривать со стеной? Разве это не глупость? Конечно же глупость.
Эта отвесная, каменная стена простиралась куда-то далеко, за пределы видимости, во всех четырёх направлениях. А прямо перед зоркими глазами — хоть и чужеродными — была лишь серая, туманная пустота.
«Как пустота может быть серой, или туманной? Тогда это уже никакая не пустота».
Боно вновь проигнорировал замечание незнакомца — или, незнакомки? — и продолжил разглядывать пустоту… и одновременно с этим, разглядывать самого себя, благодаря «зрению» кляксы, охватывающему всё вокруг.
На этом, видимом, кусочке стены они с Адорой были не единственными пленниками. Здесь присутствовали и другие мошки, прилипшие к каменной поверхности. Многих из них Боно уже знал, но, почему-то, совершенно не помнил их имён. Видимо это случилось от того, что эти имена были так же безразличны ему, как и их владельцы.
Интересно, сколько они уже висели в этой пустоте? Сколько времени прошло с тех пор, как… Как что?
«Что?».
Может они всегда «были» здесь, и нигде больше? Может вся эта «жизнь» просто приснилась Боно? Его брат-близнец. Его побег. Его жизнь наёмника, а затем и «стража»?
Но… Нет, он прекрасно помнил эти лица, хоть и не помнил их имён.
«У лиц нет имён, дурашка!».
Он прекрасно помнил эту женщину, Адору. Прекрасно помнил проделанный ими путь.
«О да».
Единственное, чего он никак не мог вспомнить — зачем это всё? Какова вообще была цель их пути?
- Похоже, мы с тобой, всё же, и правда всегда были только здесь, и нигде более, Адора.
Женщина наконец приоткрыла глаза, и посмотрела в его сторону. При этом, на её тонкой шее образовались глубокие складки, и голова, покрытая слегка волнистыми, чёрными прядями волос, казалось, готова была отвалиться от туловища в любой момент.
- Махди, - она явно попыталась улыбнуться, но вместо этого её лицо стало похоже на треснувшую, бледную маску, с тёмными провалами глазниц. - Вот ты где, родной мой Махди.
Боно ощутил непреодолимое желание хорошенько врезать ей промеж глаз. Так, чтобы треснул её проклятый череп. Так, чтобы его механизированная конечность, с треском, вылезла с противоположной стороны её тупой башки. Быть может хоть таким образом до неё наконец дошло бы, что его брата-близнеца, Махди, давно уже нет на этом свете?
Мужчина увидел, что одно из щупалец кляксы дёрнулось, и устремилось в сторону Адоры. Но, ещё раз дёрнувшись, замерло на полпути к её лицу.
- Ах, Махди. Ты такой шалунишка, - усмехнулась женщина. - Но сейчас не время и не место для шалостей.
Этот поучительной тон, да ещё и из уст женщины, выбесил Боно сильнее прежнего. Однако, лучше было бы унять свой пыл и успокоиться, прекратив бессмысленные попытки бороться с разумом Адоры за управление кляксой, ведь «прислужник» воспринимал команды их обоих в совершенно равной степени, не давая приоритета никому из них. Они оба были полноправными хозяевами кляксы.
- Иногда ты просто невыносим, любимый мой. Иногда я сама не понимаю, почему так сильно люблю тебя.
- Потому что ты просто…, - Боно запнулся.
- Что? Что, милый?
Боно хотел сказать, какой дурой считал Адору, но промолчал.
«И то правда. Незачем оскорблять эту глупышку, несмотря на её, очевидную, глупость».
Это было правдой. Боно, по какой-то причине, больше не хотелось называть эту дуру, дурой. Неужели он становился сентиментальным?
«Погружение в бездну размягчило твои кости».
- Махди?
Сперва Боно не хотел отвечать, но всё же выдавил из себя, как можно более нейтрально:
- Что?
- Это всё был вовсе не сон. Ведь правда? Просто не может быть, чтобы всё это было… всего лишь сном.
- Я… я не знаю, Адора, - честно признался Боно. - Я уже ни черта не понимаю.
Он тяжело вздохнул, и добавил себе под нос:
- Вот бы Мэд был жив. Он бы точно смог разобраться во всей этой дряни.
- Ты помнишь своё детство, Махди?
- Только то… детство, что прошло в «культе». До этого — ничего.
- А я вот хорошо помню, - улыбнулась белая маска, с чёрными впадинами глаз, по имени Адора.
Рассказывать подробности она не стала, и Боно был очень этому рад. Ему вовсе не хотелось выслушивать туманный бред, исторгаемый разрушенным разумом этой несчастной женщины.