Его улыбка не сходит с лица, но глаза сузились.

— Я думаю, ты, возможно, принимаешь меня за кого-то другого. — И прежде чем я успеваю это опровергнуть, он вырывает свой рукав из моей хватки. — Извини. Мне кажется, я вижу одноклассника, который меня зовёт.

Я больше не тянусь к нему.

Если я попытаюсь задержать его здесь еще немного, он просто закатит сцену.

Он обходит меня, и я думаю, что мы закончили, но затем он останавливается и бросает на меня последний прощальный взгляд.

— Кажется, я не расслышал твоего имени.

Я сглатываю.

— Поппи.

— Поппи. — Это слово слетает с его языка, как масло, и я внезапно понимаю, почему Софи загорается всякий раз, когда он обращается к ней по имени. — Было приятно познакомиться с тобой.

Он исчезает в толпе, и только когда он оказывается в нескольких футах от меня, увлеченный беседой с группой игроков в лакросс, мое сердце перестает бешено колотиться в груди.

— Это детектив Миллс? — Мой голос — и рука, сжимающая телефонную трубку, — оба дрожат.

— Да, а это кто?

— Это Поппи. Поппи Дэвис.

Интересно, слышит ли она комок, застрявший у меня в горле?

На другом конце провода раздается какое-то шуршание, прежде чем знакомый приглушенный голос отвечает:

— Да, мисс Дэвис. Я помню вас. Есть какая-то причина, по которой вы звоните мне в 10 часов вечера?

Я тереблю ее визитку, которую она сунула мне в руку, когда я выходила из комнаты для допросов в полиции. Я не думала, что она мне понадобится.

— Извините, что беспокою вас, — говорю я ей. — И я действительно не хочу тратить ваше время впустую или что-то в этом роде, и, возможно, это пустяки, но вы сказали позвонить, если я вспомню что-нибудь еще. Это не касается конкретно Микки, и, возможно, это не имеет отношения к делу, но…

— Почему бы вам не зайти в кабинет перед завтрашними занятиями? — Она прерывает меня, и в ее голосе звучит гораздо меньше раздражения, чем несколько минут назад. — Мы можем поговорить обо всем, что бы это ни было, при личной встрече.

Я плюхаюсь на одеяло, радуясь, что мне не нужно пытаться выразить это словами по телефону.

— Хорошо. Да. Звучит заманчиво.

И вот так я обнаруживаю себя сидящей напротив детектива Миллс на следующее утро, взволнованная и невыспавшаяся. Мы снова в комнате для допросов, которая при дневном свете кажется менее устрашающей.

— Вот, — говорит она, подвигая кофейную чашку по столу. — Похоже, вам это нужно.

На этот раз я беру ее без колебаний и залпом допиваю кофе.

— Спасибо.

Детектив Миллс едва ли выглядит более отдохнувшей, чем я, ее каштановые волосы зачесаны назад в тот же тугой пучок, что и несколько ночей назад. Меня так и подмывает спросить, служила ли она в армии.

— Что ж, мисс Дэвис, — говорит она и щелкает ручкой. — Расскажите мне, что вам известно.

И я это делаю.

Я рассказываю ей о том, как видела Адриана Эллиса в комнате общежития. Как он солгал о том, что был в библиотеке. Наш разговор в ночь бдения. Чем дольше я рассказываю, тем менее компрометирующей кажется эта история. Если уж на то пошло, я, вероятно, выгляжу как сумасшедшая — подслушиваю разговоры Адриана и противостою ему на бдении, за которое он заплатил.

На данный момент он сделал для мертвого Микки больше, чем я когда-либо делала для него живого.

Но детектив Миллс не перебивает меня. Она записывает все это в свой маленький желтый блокнот, и когда я наконец перевожу дыхание, она спрашивает:

— Это все?

Я киваю, теребя край кофейной чашки.

— Вы можете сказать мне, если я веду себя нелепо. Я знаю, как это должно звучать. Адриан Эллис всегда был добр ко всем в школе, и даже если он лжет, скорее всего, это ерунда. Или, по крайней мере, ничего общего с Микки.

— Ложь о своем местонахождении в ночь чьей-либо смерти — это не пустяк.

— Но это было самоубийство, верно? Не похоже, что ему нужно алиби.

— Да, судебный патологоанатом считает, что это было самоубийство, — бормочет она.

— И вы тоже так считаете?

Детектив делает паузу на середине такта и прочищает горло.

— Ну, наиболее вероятная причина смерти Микки — самоубийство, но есть несколько деталей, которые не вяжутся со стандартным открытым самоубийством.

Мое тело полностью застывает.

— Какие?

Несколько долгих мгновений детектив Миллс вообще ничего не говорит, ее ручка занесена над блокнотом, а я молча потягиваю кофе.

Но затем она поднимает взгляд, проницательные карие глаза впиваются в мои.