Это моя наименее любимая часть семестра, и хотя я шесть раз проводила эти презентации с Микки, предвкушающий ужас никогда не забывает поднять голову.

Он переминается с ноги на ногу.

— Это что-то насчет изменений в расписании. Моя часть в презентации закончена, так что мне просто нужно, чтобы ты закончила свою. Как ты думаешь, ты могла бы это сделать, например… желательно до 17:59 вечера? И на этот раз без опечаток? — Я могу сказать, что он пытается не выдать своего раздражения на меня, но это все равно сквозит в его голосе.

Мы оба знаем, что я — вечное слабое звено в этих презентациях.

Я натянуто улыбаюсь ему.

— Да, не волнуйся, Микки. Я уверена, что смогу закончить к тому времени.

То есть при условии, что я начну сразу после обеда.

Все в порядке.

В полном порядке.

Мне все равно пришлось бы выступить с такой же презентацией через неделю.

— Хорошо, — кивает он, и в кои-то веки кажется, что он нервничает из-за этой презентации больше, чем я. — Спасибо.

— Да, нет. Конечно.

Я разминаю горошину вилкой и прочищаю горло.

— Эй, доклад по истории на прошлой неделе был довольно насыщенным, верно? Я имею в виду…

— Мне нужно перекусить, пока кухня не закрылась, — обрывает он меня. — Увидимся вечером, Поппи. — А затем он делает выпад в противоположном направлении, предположительно до того, как я успеваю приставить пистолет к его голове и вынудить его продолжить светскую беседу.

Я разминаю ложкой горошину.

Я не виню Микки за то, что он оттолкнул меня так же, как это делают все остальные. В любом другом контексте, исходящего от семей, у которых есть купон, вероятно, было бы недостаточно, чтобы оправдать дружбу, но здесь…

Раньше я думала, что это сделает нас друзьями.

Два голубоглазых первокурсника, которые прикрывали друг другу спины, ступая по одним и тем же водам, кишащим акулами.

За исключением того, что Микки справляется с этими проблемами гораздо лучше, чем я. Если прищуриться, можно почти представить, что он один из них.

А общение со мной производит противоположный эффект.

Еще один год.

Я могу прожить здесь еще один год.

Я все еще дуюсь, когда двери кафетерия распахиваются, и в зале, кажется, наступает коллективная пауза, когда входит золотой мальчик Лайонсвуда.

По прошествии четырех лет я должна была бы привыкнуть к огромному количеству внимания, которое привлекает присутствие Адриана Эллиса, но это все еще кажется нереальным. Все головы поворачиваются в его сторону. Разговоры прекращаются. Люди делают паузу в середине пережевывания.

С таким же успехом это могло бы быть мероприятие с билетами.

— Привет, Адриан! Увидимся на игре в эту пятницу, да?

— Твои волосы сегодня выглядят так хорошо, Адриан. Какими средствами ты пользуешься?

— Пожалуйста, садись с нами, Адриан!

— Я видела твою игру на прошлой неделе, Адриан. Ты был потрясающим.

— Могу я угостить тебя ланчем, Адриан?

Есл

— Большое тебе спасибо, Адриан! — Дети из марширующего оркестра поют, разинув рты. Это все равно что наблюдать за «матерью Терезой» из Лайонсвуда в действии.

Одна из них пытается вручить ему взамен целую корзину шоколадных кексов, но он только качает головой с легкой улыбкой.

— Нет, все в порядке. Я просто хотел поддержать команду. — Даже его голос раздражающе идеален — гладкий и низкий, как бархат на коже.

— Адриан! — На этот раз голос Софи звучит громче остальных. Она подзывает его к себе улыбкой и взмахом пальцев. — Иди, поешь со мной? — Весь стол, включая саму Софи, сдвигается на один стул, чтобы освободить центральное место для Адриана.

— Конечно, — говорит он и подходит со всей непринужденной уверенностью человека, который понимает отказ только по определению, а не на примере.

Софи загорается, как рождественская елка, когда он приближается и кладет свои длинные ноги на предложенное сиденье. Он такой высокий, что я могу только представить, как его колени упираются в нижнюю часть обеденного стола, но ему удается придать этому движению такую же грациозность, как и всему остальному, что он делает.

Я никогда не была очарована Адрианом Эллисом — и уж точно не настолько, чтобы спросить, могу ли я угостить его обедом, — но и не могу сказать, что у меня к нему полный иммунитет.

В конце концов, у меня есть глаза, а "красивый" — уж больно неподходящее слово для Адриана Эллиса.

Он такой красивый, что у меня болят зубы.