В кладовой нашел солонину — жесткую, как камень. Пришлось отпилить ножом пласт, замочить в воде. Пока мясо отмокало, растопил камин. Сухие дрова взял из запасов Бадди. Огонь зашипел, вылизывая поленья языками. Я сел на корточки, грея ладони. Пламя метались, словно пытались сбежать из камина.

Солонина, пропитавшись водой, все равно напоминала подошву. Обвалял ее в муке, сходил на ледник, взял масла. Бросил все на сковороду. Жир зашипел, запах дыма смешался с ароматом черствого хлеба, который я разогрел на углях.

Из погреба притащил банку бобов — фирменный рецепт Бадди. Открыл, сморщился: пересоленная гуща ударила в нос. Но голод заставил наложить полную тарелку. На кухне в серванте стояла бутылка «Шато Сите». Один в один та самая, что мы пили в первый раз.

Пробка поддалась со скрипом. Вино пахло дубом и ягодами. Налил в жестяную кружку — хрусталя у Беллов просто не было. Первый глоток пролетел незамеченным, зато второй сгладил горечь мяса.

Ночь опустилась быстро. Я забрался на чердак, откинул люк в крыше. Звезды здесь были ярче, чем в России — будто кто-то рассыпал алмазы по черному бархату. Где-то далеко завыл койот. Звездочка ответила тихим ржанием. Прислушался: не слышно топота копыт, криков. Только ветер шелестел ожерельем на воротах, напевая забытую песню прерий.

Спустился вниз, проверил замки. Кольт положил под подушку, хотя верил — амулет банноков отпугнет чужих. Перед сном достал из сундука письмо Пинкертона. Маргарет Корбетт смотрела с фотокарточки надменным взглядом. Или мне так только казалось?

— Где ты сейчас? — пробормотал я, проводя пальцем по желтеющей бумаге. — И кому ты нужнее — мне или твоему дяде?

Укрылся одеялом, пахнущим Эмми. Сон не шел. В ушах звенела тишина. Даже мыши, обычно шуршавшие за стенами, затаились. Лишь часы Бадди отсчитывали секунды мерным тиканьем.

— Нина, — прошептал я в темноту. Но ее лицо уже растворялось, уступая место рыжим волосам и голубым глазам.

Камин догорал, оставляя угли. Я долго ворочался, но потом все-таки заснул.

Утро началось с тревоги. Следы у ворот ранчо были свежими — десяток лошадей, может больше. Копыта втоптали в грязь узор, словно кто-то выписывал руны. Я присел, трогая пальцем отпечаток: края четкие, земля еще влажная. Ночные гости. Банноки? Или люди судьи Дауни? Звездочка нервно била копытом у конюшни, чуя опасность.

Если бы это были «судейские», то бы не ушли так просто. Значит, краснокожие.

— Спокойно, девочка, — бросил я лошади горсть овса, чтобы отвлечь. Сам крутанул вычещенный Кольт, засунул его в кобуру. Снял повязку с шеи, подвигал правой рукой. Хорошо, что пуля прошла вскользь и не ударила в кость. Рука уже двигалась вполне привычно, боль практически не беспокоила.

Я снял ожерелье Текумсеха с ворот, обмотал вокруг запястья. Когти царапали кожу, напоминая: «Ты не здешний!». Осталось только заседлать лошадь и запереть ранчо.

Дорога в Джексон Хоул пролегла через высохшее русло реки. Звездочка шла шагом, уши прижаты — чуяла то же, что и я. Воздух пах гарью. На горизонте, над городом, висела серая пелена. Не тучи — дым.

Первая баррикада встретила меня на въезде в город. Повозка, перевернутая на бок, обложенная мешками с песком. За ней — трое ополченцев с винчестерами. Один, подросток лет шестнадцати, дрожал так, что ствол его ружья танцевал в воздухе.

— Стой! — крикнул седой бородач в выцветшей куртке. — Куда прешь?

Я огляделся. На окраине дымился обгоревший дом, в нем засело сразу несколько стрел. Но остальные постройки были целыми и невредимыми.

— К шерифу, — ответил я, подняв пустые руки вверх.

— А ты кто такой?

— Итон Уайт. Спросите Мак-Кинли — он знает.

Бородач хмыкнул — Ааа, ганфайтер!

Потом кивнул подростку:

— Беги, предупреди шерифа.

Пока ждали, осмотрел укрепления. Город превратился в крепость: окна домов заколочены досками, на крышах — бойницы из мешков. На перекрестке высилась импровизированное «БМП»— повозка, закрытая щитами. Между ними торчал ствол гатлинга. *Неплохо для захолустья*, — подумал я.

Шериф появился через десять минут. Его «печеное» лицо было серым от усталости, глаза ввалились. Увидев меня, он резко остановился, рука легла на кобуру.

— Джон Доу, — процедил он. — Или Уайт? Или как там тебя, врун?

— Можете звать меня «Тот, кто прикончил Блейка», — ухмыльнулся я. — Слышал, судья до сих пор ищет его убийцу? Правда, уже в гораздо меньшем составе. Кстати, вы мне еще должны двести долларов за Джесси.

Мак-Кинли плюнул под ноги, шагнул ближе. От него пахло виски и порохом.