После ужина Маргарет подошла ко мне, когда я стоял один у окна в библиотеке, глядя на заснеженный парк.

— С Рождеством, Итон, — тихо сказала она, протягивая небольшую бархатную коробочку.

Я открыл. Запонки. Золотые, с небольшими сапфирами. Изящные, дорогие.

— Спасибо, Марго. Они… прекрасны. Но не стоило.

— Стоило, — она улыбнулась, и в ее глазах мелькнула тень той нежности, что я видел позапрошлой ночью, когда нам, наконец, удалось уединиться. — У меня для тебя тоже есть подарок.

Я достал из кармана заказанный у ювелира кулон. Тяжелое золото приятно легло на ладонь. Я изобразил на нем наш вензель — сплетенные буквы И и М. И заказал два таких украшения.

— С Рождеством, Марго.

Она ахнула, когда я надел цепочку ей на шею. Прижала кулон к груди.

— Он… он чудесный, Итон! Спасибо!

Она поднялась на цыпочки и быстро, пока никто не видит, поцеловала меня в щеку.

— Пойдем к гостям? — предложила она.

Я тяжело вздохнул.

— Они примут тебя! Просто им нужно время

— Сильно сомневаюсь.

— Я очень прошу! Ради меня.

Что же… Ради Маргарет я был готов еще к часу другому мучений. Она того стоила.

Новый, 1896-й, год подкрался незаметно, окутанный промозглой портлендской сыростью. Ни тебе мороза, ни скрипучего снега под ногами — лишь мелкий, нудный дождь стучал в высокие окна виллы «Флитвуд», навевая тоску. Рождественские праздники, проведенные в чопорной атмосфере дома Корбеттов, оставили во мне странное послевкусие. С одной стороны — роскошь, непривычный комфорт, внимание Маргарет, которое становилось все теплее и смелее, особенно после наших тайных встреч. С другой — ледяное презрение тети Элеоноры, игнор от гостей, которые периодически появлялись на вилле.

Новогодняя ночь не принесла веселья. Гостиная была полна людей — родственники, партнеры Дэвиса, какие-то местные чиновники. Шампанское лилось рекой, звучала музыка, велись светские беседы о финансах, политике и последнем бале. Марго сыграла нам на рояле. Оказывается, девушка неплохо была так подкована в классической музыке. И вальсы Шоппена и ноктюрны Грига и Листа.

Я стоял у камина, машинально кивая на приветствия, но чувствовал себя зрителем на чужом спектакле. Праздник повторял собой Рождество — казался фальшивым, лишенным искры, той самой, что бывает морозной русской зимой, когда трещит огонь в печи, пахнет хвоей и мандаринами, а за окном — сугробы по пояс и звездное небо.

Закончив выступать и сорвав аплодисменты, Маргарет, подошла, легко коснулась руки. На ней было великолепное платье из темно-синего бархата, подчеркивающее ее хрупкость и одновременно какую-то новую, обретенную уверенность.

— Ты чем-то расстроен, Итон?

— Просто задумался. Этот дождь… совсем не новогодняя погода. Хандра и сплин.

— Здесь редко бывает настоящий снег на Рождество или Новый год, — она пожала плечами. — Привыкай, если собираешься остаться.

В ее фразе слышалась какое-то напряжение. Похоже меня вызывают на откровенный разговор.

— Я не собираюсь оставаться здесь вечно, Марго, — сказал я тихо, наклонившись к ней. — Не хочу быть приживалкой по типу тети Элеоноры.

— Фу как грубо!

— У меня другие планы. Заработать миллионы, превзойти всю эту «новую» элиту Штатов — я обвел руками холл гостинной, где толпились местные «аристократы» — И когда-нибудь, обещаю, у нас с тобой будет настоящий Новый год. С морозом, с катанием на санях с ледяных горок, с фейерверком, таким, чтобы все небо расцвело огнями.

Глаза девушки удивленно расширились, потом в них мелькнула теплая искорка.

— Звучит… захватывающе, Итон. Я буду ждать. Но можешь сказать, куда ты собираешься? Я волнуюсь.

— Ты знаешь, что я открыл транспортную компанию. Кстати, хочу дать тебе доверенность, чтобы ты могла управлять моими делами здесь, в Портленде. Мне понадобится твоя помощь.

Марго неуверенно кивнула, спросила:

— У тебя уже есть бизнес-план? Как ты собираешься зарабатывать на перевозках?

— План есть, но он пока секретный. Я тебе чуть позже расскажу.

Девушка легко сжала мою руку, прежде чем вернуться к гостям. А я остался у камина, глядя на пламя и думая о том, что этот год должен стать решающим. Год, который либо поднимет меня на вершину, либо похоронит под обломками несбывшихся надежд.