В эти моменты, наедине, вдали от условностей «Флитвуда», мы могли говорить чуть свободнее. О книгах, о музыке, о путешествиях. О ее мечтах — увидеть Европу, учиться в университете. О моих — туманных и далеких. Я рассказывал ей о России — о бескрайних просторах, о суровых зимах, о людях с широкой душой. Она слушала, затаив дыхание.

В один из таких дней, когда февральское солнце неожиданно щедро залило светом заснеженный парк, мы остановились на вершине холма. Внизу серебрился лед на реке, над городом висела легкая дымка. Тишина. Только хруст снега под копытами лошадей да наше дыхание.

Маргарет подъехала ко мне совсем близко. Ее щеки раскраснелись от мороза, глаза сияли.

— Здесь так красиво, Итон. И так… спокойно. Как будто нет ни прошлого, ни будущего. Только этот момент.

Я посмотрел на нее. На ее губы, на выбившийся из-под шляпки локон светлых волос. И понял, что больше тянуть нельзя.

— Марго, — сказал я тихо. — Мне нужно тебе кое-что сказать.

Она вопросительно посмотрела на меня.

— Я уезжаю. Скоро. В конце марта. Или в первых числах апреля, как только река окончательно вскроется ото льда.

Улыбка медленно сползла с ее лица, в глаза появились слезы.

— Так скоро? Я надеялась…

— Мое… наше будущее, там на Севере.

Она молчала, глядя на меня широко раскрытыми глазами. Лошадь под ней нетерпеливо переступила с ноги на ногу. Холодный ветер трепал вуаль на ее шляпке.

— Но я не могу уехать, не сделав это

Я спешился, взял Леди под узды. После этого достал из внутреннего кармана бархатную коробочку. В ней было кольцо с бриллиантом. Я открыл коробочку, глубоко вздохнул:

— Марго, любимая! Не согласишься ли ты стать моей супругой?

Глаза девушки еще больше расширились, она прижала руку ко рту.

— Я знаю, что не ровня тебе. Пока не ровня. Но когда я вернусь обратно… Могу ли я расчитывать на твою благосклонность?

— Да, да!

Маргарет ожила, наклонились ко мне и поцеловала.

— Прими это кольцо в честь нашей помолвки — я вытащил украшение из коробки, девушка сняла перчатку. И я надел кольцо на безымянный палец ее руки.

Нашу помолвку мы решили хранить в тайне. Не дай бог узнает тетя Элеонора, раззвонит всему городу. И начнется…

Хуже всего дела обстояли с Артуром. Он вился вокруг нас словно муха, выпытывая почему у Маргарет заплаканные глаза и почему она вернулась с прогулки какая-то «не такая». То плачет, то улыбается. Пришлось опять отвлекать парня. Взял его с собой на новые испытания шхуны. На сей раз тестировали не машину и не паруса — мореходность. Загрузили судно максимальным весом, вышли в реку после обеда. Погода была ветреная, но волна умеренная, качка ощущалась слабо.

Паровая машина мерно пыхтела, выпуская клубы белого пара, который тут же таял в свежем воздухе. Несмотря на груз, шхуна шла по широкой глади Уилламетт легко, послушно отзываясь на повороты штурвала. Я стоял на мостике рядом с Финнеганом, и чувство удовлетворения наполняло меня. Вот она, моя «Дева», моя надежда, мой путь на Север.

— Чувствуете, мистер Уайт? — Калеб дал длинный гудок. — Она живая! С характером. Любит твердую руку.

На палубе, крепко вцепившись в леера, стоял Артур. Его глаза горели восторгом, парень был на седьмом небе от счастья. Сбежать от скучных учителей, от уроков и поучений Элеаноры сюда, на широкую водную гладь — это же прямо как получить выигрышный лотерейный билет.

После наших совместных тренировок в парке парень и так признал во мне авторитет, ходил хвостом — теперь же он жадно впитывая все, что касалось морского дела.

— Дядя Итон! Капитан! Можно мне попробовать? — взмолился Артур, когда мы отошли достаточно далеко от порта.

Финнеган посмотрел на меня вопросительно. Я кивнул.

— Давай. Только осторожно. Это тебе не игрушка.

Артур встал к штурвалу, его руки легли на отполированное дерево. Лицо стало серьезным, сосредоточенным. Под руководством Калеба он сделал несколько поворотов. Шхуна послушно легла на новый курс. Щеки Артура раскраснелись от гордости и волнения.

— Получается! — выдохнул он. — Это… это великолепно! Дядя Итон! Я хочу стать капитаном.