Сзади раздался треск ломаемых веток и новая порция гортанного с переливами крика.

Ко моментально заинтересовался:

«Кто это так надрывается? Неужто ты в гнездо к рогатым угодила?.. Ох, быть беде…»

– Не сейчас, Ко! – прошипела Тэя.

Она оглянулась как раз в тот момент, когда из лиственной гущи, которую только что весьма благополучно покинула, вырвалось обезумевшее от ярости животное. Размером с доброго китха[1], оно пучило налитые кровью глазки и, потрясая увенчанной тремя веретенообразными шипами головой, силилось растоптать все, что только попадалось на пути.

Заметив Тэю, взобравшуюся на один из стволов, склонившихся над ущельем, животное замерло, прищурило зенки. Казалось, прикидывало, насколько сильно следует ударить по стволу, чтобы взобравшаяся на него обидчица рухнула в пропасть?

Думало чудище недолго. Чуть отступив назад, оно вонзило раздвоенное копыто в дерн и тут же, будто кто хлыстом стеганул, рвануло вперед.

Выбора не осталось.

В прежние дни Тэе бы и в голову не пришло бежать. Служительницы Межи знали, как приручить даже самое свирепое чудище. И пускай с той поры, когда ее названные сестры творили чары под алыми лунами Терики, утекло немало времени, Тэя не утратила усвоенных знаний. Просто не успела их должным образом применить. И теперь в буквальном смысле столкнулась с последствиями.

Она прыгнула за мгновение до того, как веретенорога столкнулась со стволом, и, взмахнув полами накидки, будто птица крыльями, легко приземлилась точно на загаданный уступ.

Грохот столкновения рогатого лба и прочной древесины оказался сродни взрыву ручной термогранаты – в спину не ударило, но птиц, гнездящихся в пышных кронах, распугало как следует.

Уцепившись за корни, торчавшие над уступом прямо из камня, Тэя осторожно обернулась. Из широких ноздрей веретенороги, только что свалившей многолетнее дерево в пропасть, но умудрившейся не свалиться самой, вырывались облачка горячего пара. Глаза-пуговки так и сияли праведным гневом.

– Прости! – искренне пожалела Тэя. – Я не хотела!

Тварь, продолжавшая остервенело рыть землю копытом, будто поняла. Моргнув несколько раз, она издала короткий, похожий на отрыжку звук, а потом неловко развернулась и затрусила обратно к своему выводку.

Ну? Вроде бы, можно выдохнуть.

«Если ты там еще жива, то не могла бы поделиться, какого лейра только что произошло?!»

– Ко! Ну и выражения!

Тай-Ко был из той породы искусственных интеллектов, которым палец между сочленениями не клади – живо оттяпают, и опомниться не успеешь. А в последнее время завел привычку квохтать чистой наседкой, и сколько бы Тэя ни пыталась, урезонить его все не получалось.

«Я лишь называю вещи своими именами, – пробубнил робот из своего уютного гнездышка, устроенного на борту «Джагавы». – А ты бегаешь от правды, словно она тебя растерзать готова, как эта самая веретенорога».

– Ну вот опять… – Тэя закатила глаза и, не дожидаясь ответной реплики, проворно всползла по торчащим древесным корням с уступа на край весьма крутого склона. Отдышалась, отряхнулась и, перебросив полу накидки через плечо, осмотрелась.

На первый взгляд ничего примечательного: все та же непроходимая чащоба, будто нарочно не желавшая делиться своими тайнами. Однако если присмотреться, то тут и там становились заметны следы давней битвы. Листва ослепляла яркостью красок, а в переплетениях лиан, распустивших свои удушающие сети по всему утесу, мелькали изъеденные грибками гермокостюмы – все, что осталось от когда-то потерпевших крушение разумников[2]. Местами из зелени ловчих сетей выглядывали сильно траченные временем и влагой фюзеляжи боевых кораблей. Стойкий запах сырости, ржавчины и гниющих растений вворачивался в ноздри, раздражая до слез. А обрамлением всему служил мрачный дуэт моросящего дождя и пробегавшей по дну ущелья шумной реки. Иными словами, местечко под стать тем, чьи следы Тэя столько искала.

«Ну? Ты уже отыскала что-нибудь любопытное?»

Увлеченная изучением необычного ромбовидного рисунка, будто нарочно сплетенного дикими лозами, Тэя задумчиво пробормотала: