- А Тилор…
- Ну уж нет! - отрезал он и, ничего не объясняя, встал, швырнув на стол салфетку, - Я сам тобой займусь. Идем.
Снова пришло смущение и снова отступило. В конце концов, какая разница - что Тилор, что Сильвион? Хотя нет, разница есть. Целителя я привлекаю, как женщина, а Радагана нет. Так что это даже лучше, поэтому я послушно шла за ним.
К великому удивлению, он привел меня в свою комнату, в которой я никогда раньше не была. Она оказалась просторной, как моя, но более затемненной и заставленной массивной мебелью, а полог был сильно опущен над незаправленой постелью.
Признаюсь, оказавшись в его комнате мне стало как-то легче. Не знаю почему. Наверное, она напоминала мне крепость, куда никто ни за что не вломится, опасаясь хозяина. Тут я потеряла последние капли нерешительности и стала неуклюже развязывать тесемки платья. Радаган копался в своем шкафу чем-то гремя и выглядел настолько незаинтересованным тем, что я делаю, что меня снова накрыло волной покоя.
Я невольно вскрикнула, когда попыталась стянуть платье - корсет стоял под ним колом и уперся прямо в больное место.
- Боги, да ты и раздеться сама не в состоянии! - прорычал он, оборачиваясь, но как-то без особой злости.
Бросив на тумбочку небольшой чемоданчик, Радаган подошел ко мне сзади и ловко, лучше любой горничной, развязал все ленты, стащил его с меня и прининялся за корсет. Почему-то невольно задалась вопросом - откуда у младшего Сильвиона такой опыт по снятию женских платьев и едва удержалась, чтобы не хихикнуть.
Стало намного легче, когда на мне осталась одна тонкая сорочка, и я не сдержала вздох облегчения.
- Что? - услышала за спиной подозрительный голос и обернулась.
Радаган изучающе на меня смотрел и сначала мне почудилось, что я видела странную вспышку в янтарных глазах. Но, скорее всего мне просто показалось, потому что он прошелся по мне чисто профессиональным взглядом и остановился на груди только потому, что его привлекла синева, проглядывающая сквозь полупрозрачную ткань.
- Без платья легче, - пояснила я, но он уже не слушал - решительно шагнул и осторожно стянул с плеча кружевную лямку так, чтобы оценить полную картину повреждения. Пальцы, коснувшиеся синяка, оказались осторожными, если не сказать нежными.
- Ложись, - невероятно, даже голос смягчился и на какое-то мгновение я увидела в нем не своего мучителя, а того, кем он и являлся - сына дяди.
Наблюдая, как уверенно, явно со знанием дела он действует, стараясь исцелить свою “дорогостоящую вещь”, я на мгновение испытала сожаление от того, что он меня ненавидел. Как бы замечательно было видеть в нем старшего брата! Но это, конечно, бесполезные мечты. Я - рабыня, и Сильвион никогда не станет относиться ко мне как к близкому человеку.
Размышляя об этом, я не сразу обратила внимание, что Радаган как-то странно на меня поглядывает, с интересом что ли.
- Что такое? - насторожилась я. Было проще видеть его таким, каким привыкла видеть - резким и грубым, чем каким-то подозрительно лукавым. Это преображало его и без того привлекательное лицо и пугало меня.
- Что же, никакого дискомфорта? - ухмыльнулся он, - Никаких возражений против того, что трогаю тебя за…
- Никаких, - отрезала я, не давая ему закончить, - Ты меня лечишь - а это мне нужно, и при этом не пытаешься изнасиловать. Смущаться и скромничать было бы глупо с моей стороны.
Идеальная бровь взлетела вверх в удивлении.
- Да у тебя еще и здравый смысл есть! Ну надо же! - съязвил он, но я смогла заметить, что он и вправду несколько удивлен.
Невольно вспомнился его разговор с отцом, который, наверное, около года назад происходил за столом. Не помню, что говорил дядя, но Радаган ответил ему, что ненавидит скромниц, вечно опускающих смущенно глаза. Тогда он лишь в очередной раз показался мне чудовищем, не способным ни на какие человеческие чувства, а теперь с немалым изумлением я осознала, что придерживаюсь того же мнения.
Сильвион возился со мной довольно долго и проявил немалое терпение. Его прикосновения почти не причиняли боли, лишь иногда приходилось задерживать дыхание - он мазал меня чем-то очень холодным. Он наложил кучу странно пахнущих компрессов и приказал лежать, пока он не разрешит подняться. Я была согласна на все - боль и жар, терзающие грудь стали отступать, а большего мне сейчас и не было нужно.
Не помню, как уснула, но сон был на удивление крепким. Каким бы гадом не был Сильвион и как бы досадно не было ощущать себя вещью, в стенах его комнаты я ощущала себя полностью изолированной от этого ужасного мира.