Из дневника Владимира Молодцова:
«17 января. На шахте № 10 — атака. В нарядной одиннадцатой плакаты зовут к наступлению на уголь, в бой за промфинплан. При нарядной работает передвижка библиотеки. Теперь это надо закрепить навсегда.
Получил от мамы письмо, оно мне очень дорого. Мать в нем высказывает мысль действительно по-большевистски. Она говорит, что раз приехал, взял на себя ответственность за ликвидацию прорыва, то трудись: «Взялся за гуж, не говори, что не дюж».
26-я лава начала оседать. С боков кровля сыпалась давно со всех сторон… В нескольких каморках прорвало, верх давить стало сильнее.
— Убирай инструмент, а то затопит, отвертывай молотки, выноси спецовки, — гремело в воздухе… Громче и отчаяннее трещали верхняки и стойки, не выдерживали напора, ломались.
Из лавы ушли все. Опустели каморки, только мы с Мироновым остались в 26-й с последними вагонами. Одна лопата на двоих. Лава близилась к тому состоянию, которое называется «лава идет», «лава пошла». Точно дрова сосновые в печи, жарко трещали крепи. Потянуло чуть-чуть ветерком. Ветер в шахте.
— Давай вывезем вагоны, а то как бы не засыпало!
Вывезли еще неполно загруженные углем. Наблюдаем лаву.
Вдруг ветерок сильнее потянул, где-то забулькало, треснуло надрывисто и зашумело, как шумит сосновый лес в непогоду. Лава пошла. Подпрыгивали крепи, рушилась кровля. Что-то загрохотало раскатом грома. Сильнее рванул из лавы порыв озлобленного воздуха, так что Миронов присел, и… лава села.
5 февраля. Несколько девушек подали заявление о вступлении в нашу 1-ю комсомольскую производственно-бытовую коммуну. Коммуна растет за счет ее авторитета. Эти несколько девушек сыграют большую роль. Они внесут новую струю в наш ребяческий быт. Отвоюем барак под коммуну, организуем столовку. Все мои силы положу я в организацию коммунального быта.
Сегодня ходили в кино. Картина про рабфаковцев. Как один крестьянский парень уехал учиться на рабфак. Кино подняло настроение, бодрость и настойчивость.
7 февраля. Только сейчас пришли с политбоя между шахтами № 7 и № 10. Мишка Нечаев показал в своем ответе политическую неграмотность и близорукость. Я, не хвалясь, скажу, вопрос декабрьского Пленума ЦК проработал добросовестно и поэтому активно участвовал в беседе. Сегодня на совете коммуны я предложил написать через «Комсомольскую правду» к комсомольцам электропромышленности Москвы, чтобы изыскали и прислали провода.
Положение шахтера-вагонщика природнилось ко мне, я с ним сросся. Так хороша и интересна жизнь. Я думаю: только борясь, живешь.
11 февраля. Вовка Боровиков окончил Горную академию и уехал в Новосибирск. Зависти нет. Есть страсть к учебе, есть желание быть квалифицированным работником, преданным делу пролетариата.
В кандидаты ВКП(б) еще не приняли, т. е. еще не был на бюро партячейки. На днях получил поручение от бюро партячейки обследовать партячейку шахты № 8. Эту работу выполнил.
Месяц прошел со дня ареста. На воле — март, и это чувствовалось даже в камере: в маленькое оконце под потолком все чаще залетал теплый ветер, громче ворковали голуби. Весна!
А в тюрьме без изменений: палачи свирепствуют, а Бадаев молчит.
Курерару задает одни и те же вопросы и выбивает ответы на них. Иногда он просто отдает распоряжение начать истязания, а сам с садистской ухмылкой наблюдает за командиром.
— Господин майор, он снова без сознания, — докладывает подручный.
— Окати его водой, пусть очухается! — распоряжается Курерару.
Палач не спеша выходит из комнаты и возвращается с неполным ведром: устал, а на этот труп и полведра вполне хватит.
— Быстрее поворачивайся! — торопит его следователь. От запаха крови, от вида истерзанного, но непокоренного тела его знобит, и Курерару на выдерживает: хватает со стола в углу железный прут и со всей силы начинает бить едва очнувшегося Бадаева по пяткам. Бадаев снова теряет сознание.
— А-а-а-а! — истерически орет Курерару. — Не могу больше! — И в ярости начинает колотить уже не по телу Бадаева, а по своему столу с тощей папочкой «дела» чекиста на нем, по стенам комнаты, даже по съежившемуся подручному, и тот бежит из комнаты от греха подальше, зная, на что способен в гневе его начальник.