ЕЖка тут же за ветками припустила, да так что молодец только и успел крикнуть в след:
- Тока в лес опять не лезь, егоза!
И уже стягивая с себя кожух, проворчал:
- А то еще кого притащишь…
Расстелив кожух, осторожно приподнял почти невесомое тельце лешего, и бережно закутал его. Потом взял на руки, аки младенца, и сняв с пояса фляжку с водой, начал аккуратно, по капле, вливать воду в чуть открытый рот. И чем меньше оставалось воды в фляжке, тем ровнее становилось дыхание старичка-лесовичка.
Тут уже и ЕЖка с ветками подоспела и тихонько начала их в костер подкидывать. Вот уж и жарко стало возле костра сидеть Добромолодцу, ажно пот по спине стал стекать. И дрогнули веки древесные, и открыл глаза лешенько. Смотрит недоверчиво, словно ворог перед ним. Только улыбнулся молодец:
- Ну, здорови будь, Хозяин лесной! Не боись нас, дедко, не со злом мы, с добром к тебе. Коли лехше тебе, знак подай какой.
На секунду закрыл глаза старичок и когда вновь открыл их, не увидел больше Добромолодец настороженности в них. Только чуть повел веками дед в сторону фляжки, словно пить прося.
- Сестрица, достань-ка из котомки моей другую флягу, в этой уж воды на донышке.
ЕЖка быстро подала питье. И как допил дедко вторую фляжку, так и сесть смог и оглядеться вокруг. А потом показал знаком: мол, опусти меня на землю, молодец.
А как только на земле оказался, из ног его веточки стали в землю врастать, и на глазах силою тело наполняться. Вот уж руки сучковатые к небу поднял и лицо солнышку подставил. Заблестели глаза его, словно озерца лесные. Лес вдруг зашумел, словно ожил, и будто бы тоже к солнышку потянулся. ЕЖка с Добромолодцем только диву дались на такое чудо. И вдруг услышали голос старичка:
- Вот уж не верил, что от людей хоть какое-то добро увижу. А вот и до такого дожил…
- А чего ж не думал? Чай, не все тати такие, люди-то, - улыбнулся Добромолодец.
- Тати, не тати, а лес почитай сгубили, да и я б с жизнью попрощался, если б не девица твоя, - хмуро пробурчал леший.
Помолчал маленько и спросил:
- Вы сами-то кто таковы? Какого роду, племени? И как в лес мой забрели?
- Меня люди кличут Добромолодцем. Родителей своих не помню, померли когда еще в младенчестве был. Бабушка вырОстила, а как и она померла, так скитаюсь по свету. Работы с измальства никакой не боюсь, так что везде хорошо встречают. А это сестрица моя названная, - ответил за двоих парень.
- А у сестрицы имя-то есть? Как мне спасительницу-то мою добром поминать? – прищурился дедко.
Брат с сестрой переглянулись. ЕЖка, смутившись, тихо сказала:
- Раньше было… Да только не имя, а так… Прозвище, за характер вредный данное. Только другая я стала, когда братца встретила. И имя теперь другое хочу. Свет белый большой, может мне в нем и имя найдется…
Внимательно посмотрел Хозяин на девочку, словно в Душу ее заглянул. Потом кивнул, как-будто что-то увидел:
- Есть имя тебе, красавица. Немного еще подожди и придет к тебе.
ЕЖка охнула и прижала руки к груди, где сердечко птичкою забилось. А братец улыбнулся и погладил ее по голове: мол, все хорошо будет, родная. А потом глянул на лешего и предложил:
- А давайте-ка к костерку присядем, чего-то стоять-то? Да и слаб ты еще, дедко. Ну, и мы считай уж почти сутки не емши.
Девочка встрепенулась и бросилась к котомкам:
- Я щас! Вы садитесь, я щас!
Пока девочка доставала припасы, молодец да лешачок присели к костру.
- А как же так случилось, дедушко, что ты так ослаб? Кого ж прогневил так, что силы отняли? – осторожно спросил парень.
Долго молчал леший. Вот уж и ЕЖка трапезничать собрала, и рядом присела, и тоже на лешего уставилась во все свои глазенки ясные, а старичок-лесовичок все молчит. Переглянулись они с братцем, и протянула ЕЖка лешему фляжку с водой. Взял он ее задумчиво и пока пил потихоньку, ребята, молча, есть стали.
- Не гневил я никого… Лесу честно служил, дело свое крепко знал. Лес наш раньше не таким был, как вы сейчас видите. Деревья крепкие, травы сочные, птиц и зверья всякого, аж уж ягод и грибов на полянках среди болотец, несчитано… И люди тут жили недалече. Пользовались всем добром. А мне чо? Мне не жалко… Только вот задумали людишки лес рубить, да болотца мои осушать. Торф им видите ли понадобился. Все болота высушили, половину леса вырубили. И вода ушла. Даже колодцы в деревне высохли. Птицы улетели, зверье по другим лесам разбежалось, а кто послабее, помер…Вот тогда людишки и ушли отседова. Я тогда еще в силе был, лес как мог подземными водами питал. Только с годами они все глубже и глубже уходили, и лес сох. И силы мои с ним сохли… В прошлом годе по осени уж совсем на исходе стали. А ведь зимой-то даже от солнышка не напитаться, сплю же я в это время… Ну, вот пока спал, лес совсем захирел. Так что если б не вы, я б и не проснулся вовсе…