Но она умерла. Я все еще слышу ее голос, чувствую ее истеричное дыхание, но это не успокаивает меня, лишь ломает ещё больше.

Как же чертовски хреново.

Продержался около трех дней в какой-то убогой канаве, с куском стухшего хлеба в руках.

Пора, Люк. Пора поднять зад и пойти домой. Только вот, у меня один вопрос: куда?

К Оливеру?

Все это время я терзал себя размышлениями о том, как он воспримет новость о его сестре. Как будет "прыгать от радости" и станцует самбу. Как размажет мои мозги об асфальт и закопает, как собаку.

Так прошел еще один день.

А ради чего вообще теперь жить? Ради чего вообще я жил все эти годы после смерти родных мне людей? Чтобы доказать что-то кому-то, что я не пустое место. Что Люк Волден достоин Марса так же, как и все его ровесники и младше. Что его возможности намного выше его самооценки. Но что сейчас?

С трудом поднялся и, хромая, ноги сами понесли меня в нужном направлении. Я стонал и ныл от боли и безысходности, пока не дошел до чертовски знакомой таблички с надписью: "Роуды".

Сердце сжалось. Всего начало трясти, а потом я вырвал на траву.

Жалкий кусок дерьма.

Постучал. Медленно, умеренно тихо, но достаточно, чтобы Оливер услышал. Чтобы пустил меня на порог дома. Нашего дома.

Тишина.

Постучал громче. Потом еще громче...

Вспомнил, что под ковриком, на котором красовалась выцветшая надпись "Вэлком", мы всегда оставляем ключ, и нырнул туда.

Есть! Он оказался там!

Трясущимися руками попал в скважину с шестой попытки и ринулся внутрь.

— Оливер! Оливер, я дома!

В ответ лишь мертвая тишина.

Я почувствовал запах чего-то до жути тошнотворного. Запах, который постоянно преследовал меня в Логове. Нет, это была не гниль или плесень. Несло кровью.

Кинулся в комнату Оливера и Трис - пусто. Меня лишь встретили незаправленные постели.

— Олив! ОЛИВЕР!

И тут я действительно запаниковал.

Дверь в кухню была слегка приоткрыта. Я толкнул ее ногой и вошел.

— О ГОСПОДИ, ОЛИВЕР!

Я закрыл лицо руками от ужаса.

На полу бездыханно лежал он. Оливер Роуд. Весь окровавленный и усыпанный полчищами мух.

Человек, которого я считал своим братом. Человек, который заменил мне отца и стал настоящим другом.

В одной руке он как всегда сжимал алкоголь, а вторая рука держалась за окровавленный нож.

Я выбежал на улицу и меня вновь вырвало.

"Мое сраное предсмертное письмо.

Дорогие сукины дети, которые когда-либо прочтут эту херь.

Бога нет, хотя я продолжал верить в него до последних двух часов.

У меня не осталось ничего. Все пропало и все забрали.

Ирония: пожертвовал своей судьбой ради сестренки, которая тоже впоследствии сдохла.

В этой сраной жизни нет логики. Нет принципов. И у судьбы нет с тобой ничего личного.

Как там учили мои долбанные родители, которые тоже в земле? Отдавай людям хорошее, оно тебе потом вернется! Это все тупая и никому не нужная херня.

Пока ты жив - нужно быть нахалом, который берет все только себе.

Алекс, я наконец-то понял твой жизненный девиз и зауважал тебя (Ага, блин, вовремя, когда я собираюсь перерезать себе горло).

Твой девиз: "Ты или тебя". И только теперь я понял, Алекс! Я понял, что был бы не против стать твоим шурином!

Да, чертова ирония.

Я смеюсь истерическим смехом сейчас, клянусь!

Да похер. Не знаю, зачем это пишу. Наверно для того, чтобы хотя бы оставить эту бумажку для подтирания задницы после себя. Ведь больше просто нечего...

Я сорвался.

Оливер Роуд."

— Я пришёл попросить, чтобы ты поговорил с Джесси и рассказал, почему ты спасал её все это время.

Люк стоял, склонив голову набок, с какой-то непонятной усмешкой и отчужденностью таращась на измученное тело Алекса. Ноздри как-то по-дикому набухали, а кадык ходил в разные стороны. Он все еще сжимал в руках осколок от бутылки. Так сильно, что по стеклянной поверхности текла струя крови.

— Но зачем? — не отрывая глаз от тела, с какой-то иронией и намеком в голосе произнес он. —Ты же знаешь — она все равно не поймет, — медленно покачал головой и усмехнулся, рассматривая маленькие стеклышки, разбросанные по полу.

— Если ты расскажешь так, как рассказал когда-то мне, то, думаю, поймёт, — с трудом выдавил улыбку Томас.

Люк хрипло рассмеялся, сплевывая сгусток крови.

— Нахера? — резко повернувшись к Уикенду лицом, он кинул осколок в стену. — Емае, Томас, ты вечно раздуваешь из мухи слона! Делаешь вид, что все вокруг такое важное и что нужно суетиться над каждой мелочью, но жизнь - проще! В смысле, сложнее, конечно... но не в таких банальностях, которые ты мне тут пихаешь...