От той тревоги, видно, план сумасбродный и появился.

Решила Злата в сад пробраться да на цветок чудесный хоть одним глазком посмотреть. Убедиться, на верном ли они пути. Не теряют ли драгоценное время.

Задуманным тотчас с Ладом и поделилась.

Парень, конечно, отговаривать стал. Совестить даже. Да разве деву юную так просто отговоришь! Да и самому любопытно было.

Уступил Лад. И одну пускать отказался.

Только как забраться, когда усадьбу высокий забор опоясывает? И есть ли ему окончание — не ведомо.

Лезть наугад в неизвестность страшно было. Но все-таки они решились. Осторожно, по витым кольцам узора, перебрались на другую сторону. Неожиданно легко. И не опасно.

Лад первым в траву спрыгнул. Огляделся. Да Злате руки подал.

По саду темному они бродили недолго.

Стоило осторожно ступить на узкую ухоженную тропку, как впереди замерцал свет. Он мягкими бликами играл на листьях и траве, на знакомых и невиданных, диковинных растениях. Он не был похож ни на лучи дневного светила, ни на далекий танец костра. Казалось, он струился вокруг, подобно воде, и дышал, словно неведомое существо. Мерцал и переливался всеми оттенками золотого и алого.

И они, околдованные, шли навстречу этому чудесному мерцанию.

И вот взорам их предстал небольшой цветочек. Он в одиночестве гордо устремил к небу пышный венок сияющих лепестков, освещая целый сад.

Поддавшись порыву, Злата шагнула вперед, заворожено глядя на это чудо.

Лад не успел удержать ее.

А в следующий миг поляну заполнил лай.

Злата вздрогнула. Рванулась. Запутавшись в длинной юбке, оступилась. Больно подвернула ногу. С трудом сохранив равновесие, метнулась к другу.

И они уже вдвоем бросились к высокой ограде.

Сияние осталось где-то там, за спиной, за деревьями.

Нога ныла.

А сзади звенел, не смолкая, собачий лай. Приближался, оглушал. Окружал, казалось, со всех сторон.

Лад то и дело оглядывался, поддерживал. Осторожно тянул девушку за руку.

Злата понимала что мешает. Но пока преследователи были далеко позади.

Бежали. Давно потерялась в ночи тропка. Трава цепляла ноги, мешала. Где-то там слышались голоса. Темнота спасала от людей. Но не от собак. Да и самим беглецам задачу не облегчала.

Очередной торчащий из земли корень…

Она успела повернуться боком, но…

Ладко, успевший отбежать вперед, вернулся. Она поймала его руку, не позволяя помочь. Чуть сжала ладонь.

— Иди. Я как-нибудь выберусь.

— Я тебя не оставлю.

— Лад, я девчонка, меня за грабителя никто не примет. А у тебя вряд ли кто возраст спрашивать станет.

— Но собаки…

— Если б они свободно бегали, давно бы здесь были. Уж всяко быстрее нас с тобой. А хозяева… Ну, не изверги же они, — торопливо выпалив это, требовательно повторила. — Беги.

Ладу возразить было нечего. Чертыхнувшись, парень исчез в темноте, пообещав ее вытащить.

Нога совсем разболелась. Предательница.

Окутавшую девушку ночь заполнял собачий лай. Потом из тьмы сверкнули желтые глаза и…

Собака была огромная, с хорошего волка, и молчаливая. Даже звездная ночь и страх вряд ли сильно позволяли преувеличить. Она одним прыжком преодолела разделявшее их расстояние и медленно подошла, глухо рыча.

Девушка застыла в ужасе.

Собак она не боялась. Но это не просто собака — это сторожевой зверь, на территорию которого они вторглись.

Зверь оглянулся — глаза мазнули золотом — и коротко гавкнул. Прислушался. Лай остальных смолк.

Но стоило Злате неловко шевельнуть ногой, как зверь тут же развернулся, глухо рыча и угрожающе скалясь.

Да она и не пыталась удрать!

— Нога болит, — тихо сказала девушка, словно пес мог понять.

Судя по зыбким очертаниям, он чуть наклонил голову, будто прислушиваясь или рассматривая.

Закрыл пасть. И рык стал гораздо тише. Будто напоминание, что двигаться все же не стоит.

— Друг? — окликнул кто-то среди деревьев.

Пес снова коротко взлаял.

В ответ — короткое непонятное восклицание. И длинная тирада на незнакомом языке. Очень эмоциональная, с хлесткими интонациями. Прислушавшись, Злата оторопела: никогда она не думала, что на эльфийском можно ругаться. Редкие гости из высокого народа, что наведывались изредка в их городишко, всегда говорили степенно, не позволяя себе лишних интонаций.

Затем речь стихла.

Девушка, замерев, прислушивалась к приближающимся шагам, уверенным, легким, быстрым, кажется, их обладателю даже ночь не мешала.

А гостья незваная лежала, уставившись в темноту, все еще стискивая зубы, чтобы не застонать от боли в ноге, но уже машинально — напряженное ожидание захватило ее целиком.