Петр Семенович Коган
Оправдание порока в современной европейской литературе
(Октав Мирбо и Станислав Пшибышевский)
I.
В настоящее время та поэзия, которая известна под общим названием модернистской, уже до конца сказала свое новое слово. Как и всякая поэзия, она явилась выражением вкусов и стремлений того общества, которое вскормило ее, доставило ей материал, краски и звуки, которое наполняло театры, восхищаясь модернистскими пьесами, раскупало томики с фантастическими рисунками на обложках и с не менее фантастическим содержанием за этими обложками.
Эта поэзия сказала свое новое слово не только в звучных стихах, болезненная музыка которых отразила тоскливый стон вырождающейся части буржуазного общества, не только в тех больных героях, которые наполнили подмостки современных европейских театров. Новая литературная школа подвела итоги своим чаяниям и стремлениям в целом ряде трактатов, в которых причудливо переплелись наука и фантазия, критический анализ и мистическая вера. Метерлинк написал свой полуфилософский полупоэтический трактат «Сокровище смиренных», своего рода космологию нового литературного направления. Оскар Уайльд создает парадоксальнейшие «Замыслы», итог эстетических идеалов модернизма. Метерлинковский «Сокровенный храм» и уайльдовская книга «О социализме» озаряют феерическим светом социальные и демократические стремления века. Предисловие Пшибышевского к его «De profundis» является оригинальным небольшим рассуждением о психологии, о душе и мозге. В тех маленьких диссертациях, которыми обмениваются у Мирбо герои «Jardin de supplices», и в величественной апологии зла в «Синагоге сатаны» Пшибышевского моральное учение модернизма облекается в стройную систему. Наконец у Штирнера и Ницше мы найдем философское обоснование ибсеновской поэзии, идеала гордой самодовлеющей личности, которая не имеет другой цели, кроме самой себя.
При всем разнообразии идей, брошенных миру современными «властителями дум», при всем развитии их индивидуальных особенностей, они с разных сторон подошли к одной основной проблеме нашего времени и с разных точек зрения решили ее одинаково.
Эта проблема — вечная проблема, стоящая перед умом человека, — вопрос о том, как привести в гармонию индивидуальные стремления и необходимость, наши представления о целесообразности и неизбежный ход жизни.
Что такова общественная подкладка современной поэзии, что она вызвана к жизни кризисом, который переживает современное общество, — об этом говорят наиболее даровитые ее представители. Их надземные стремления выросли из земли, новый потусторонний мир, созданный ими, тесно связан с здешним, презираемым ими миром. Они сами выдают не раз реальную подкладку своих идеальных стремлений:
Эти вопросы, которые всегда стояли перед мыслящим разумом, стоят и перед новой школой. Вся ее мистическая философия, вся ее парадоксальная эстетика, больная мораль, есть не что иное, как попытка дать новое решение общественной проблемы. «Почему этот добрый и разумный человек совершает то или иное преступление?.. Почему все рушится вокруг одного и превосходно устраивается у другого, менее сильного, менее умного, менее деятельного и способного?.. Почему людям равного достоинства суждены: одному упорное счастье, другому непрестанное несчастье?... Почему одному гений, здоровье, богатство, а другому бедность, болезнь и идиотизм?..» Эти вопросы, поставленные Метерлинком в его «Сокровенном храме», представляют в сущности вариацию на приведенные выше стихи поэта. Тот же вопрос «жестоко угнетает», по его собственному признанию, другого яркого представителя новой поэзии, Оскара Уайльда. «Суть проблемы, — говорит он в своей книге о «Социализме», — заключается в том, чтобы исследовать и перестроить общество на такой основе, при которой бедность была бы невозможна».
Мы видим, что мистики и эстеты не менее заняты «социальными проблемами», чем социологи и реалисты. Мало того, они обрушиваются не только на главное зло современного общественного строя. Они восстают против современной лживой морали, против мещанской ограниченности и буржуазного филистерства, против механической жизни века и подавления личности с неменьшим негодованием, чем демократы и социальные реформаторы.
Протест против торжествующего мещанства роднит новую поэзию с современным демократическим учением. В этом отрицательном движении они идут рука об руку. Они оба выросли из ненависти к мещанско-буржуазному укладу жизни, к буржуазным нравственным и умственным ценностям. Но на этом и кончается их согласие. Они резко расходятся в разные стороны, когда заходит речь о тех путях, которые должны вывести современное европейское общество из переживаемого им кризиса. Для демократии выход ясен. Он заключается в реформе общественного строя на таких началах, при которых восстановится гармония между ходом жизни и нашими представлениями о справедливости и разумности. На роковые «почему?*, поставленные Метерлинком, она имеет ясный ответ. «Почему все рушится вокруг одного и превосходно устраивается у другого, менее сильного, менее умного, менее деятельного и способного?» Демократия ищет объяснения этой аномалии в неустройстве общественной жизни, в неправильной организации производства, и в реформе этой последней она видит единственный путь к устранению зла.