— Это ветер?

— Пока лишь его дыхание. Но скоро он задует вовсю.

Капитан Фуллбрайт, возвращаясь с бака, подошел к ним.

Мистер Марроуби послюнил палец, поднял его и сказал:

— Свежает, сэр.

Пятно на воде неслось к ним, покрывая гладкую поверхность мелкой, дрожащей рябью, от легкого дыхания воздуха дрогнули паруса, заскрипели снасти. Впервые за несколько дней «Нора Крейн» стала слушаться руля, и люди ощутили, как в нее вливается жизнь, она пробудилась от долгой дремоты и тронулась вперед. Под форштевнем негромко зажурчала вода.

С верхушки мачты крикнул юнга:

— Эй, на палубе! Парус, сэр…

— В какой стороне? — прокричал в ответ мистер Мар-роуби.

— Справа по носу, сэр. Движется к северу.

Мистер Марроуби поднял к глазам подзорную трубу и вскоре объявил, что приятно увидеть другой парусник, потому что лично он в пустом, море чувствует себя одиноко.

— Что это за судно? Я ничего не вижу, — сказала Геро, приложив ладонь козырьком ко лбу.

— Трехмачтовая шхуна. Но она далеко, вам не разглядеть в этой дымке. Ну вот, и я потерял ее из виду. Она движется, значит, поймала ветер. Скоро он дойдетдо нас, и мы снова продолжим путь.

Не успел он договорить, как новый, более сильный порыв ветра поднял рябь на воде, Летаргия двух последних недель сразу же окончилась. И Геро тут же обнаружила, что стоит одна. Раздавались команды, паруса наполнялись ветром, из-под форштевня тянулось белое кружево пены. Бездыханная жара сменилась соленой, освежающей прохладой, которая принесла громадное облегчение после зноя прежних дней и мучительной духоты по ночам. Судно двигалось снова. Впереди ждали Жизнь и Приключения, Остров Занзибар, Судьба и Клейтон Майо.

К шести склянкам ветер зловеще усилился, два часа спустя он задул яростными порывами, и море побелело от пены.

В каютах под палубами по-прежнему стояла жара, так как все иллюминаторы были задраены, ветер там не чувствовался, ощущались лишь дрожь корпуса, подъемы и падения. «Нора Крейн», наверстывая упущенное время, неслась к северу на всех парусах. Ее раскачивали порывы ветра и волны бурного моря.

Маленькая, хрупкая жена капитана Фуллбрайта легла в койку больше двух часов назад и, сжимая в руке флакон с нюхательной солью, бессвязно извинялась перед своей подопечной:

— Я очень стыжусь себя, — шептала она. — Это никуда не годится… жена моряка! Мистер Фуллбрайт говорил, что я привыкну к качке. Только мне никак не удается. Такой скверный пример для тебя, милочка. Ты правда чувствуешь себя хорошо?

— Отлично, благодарю, — бодро ответила Геро. — Мы снова движемся, и теперь я могу вынести, что угодно. Меня раздражал этот ужасный, бесконечный дрейф. А тебя не угнетает безделье и неподвижность?

— Нет, милочка. Но я не особенно сильная, и может, хорошо, что мы так несхожи. Нам было бы очень скучно. О… О, Господи!…

Миссис Фуллбрайт закрыла глаза, когда судно очень сильно качнуло, и Геро сказала утешающе:

— Я где-то читала, что один прославленный адмирал — кажется, Нельсон — так и не избавился от морской болезни, поэтому тебе нечего беспокоиться. Осилишь холодное питье, если я принесу? Лимонад?

Амелия Фуллбрайт содрогнулась и снова закрыла глаза.

— Нет, спасибо, милочка. Посиди со мной. Мне приятно слышать твой голос. Он отвлекает меня от этой ужасной качки.

— О чем будем говорить?

— О тебе. И твоем молодом человеке.

— Он пока не мой, — торопливо заверила ее Геро.

— Будет твоим, я не сомневаюсь. Похоже, он просто очаровательный. И подходящий во всех отношениях. Жаль только, что такой близкий твой родственник. Двоюродный брат…

— Нет-нет. Между нами вообще не существует кровного родства. Клей — сын тети Эбби от первого брака, и фамилия его отца не Майо, а какая-то длинная, непроизносимая. Он изменил ее, два слога звучали похоже на Майо, и она стала короче. Отец Клея эмигрировал из Венгрии, а бабушка была полька. Видимо, очень красивая, говорят, Клей пошел в нее; правда, и тетя Эбби, должно быть, в юности была хорошенькой. Клею было всего полгода, когда отец его погиб, и папа как-то сказал мне, что это к лучшему. Похоже, он пристрастится к выпивке и азартным играм, и в конце концов какая-то ужасная женщина застрелила его в танцевальном зале — только представьте себе! Для тети Эбби, наверно, эта потеря была тяжелой, но, к счастью, лет через пять она познакомилась с дядей Натаниэлом и вышла за него. Однако Кресси — это моя кузина Крессида — родилась только спустя шесть лет после этого. Только, я думаю, тетя Эбби всегда любила Клея больше. Странно, тебе не кажется? Ведь его отец так дурно обращался с ней, а Кресси — дочь дяди Ната.