– Хитрый, останься здесь, а Корсак пусть отыщет Динару и приведет сюда. К ней гости.

Один из кочевников со всех ног бросился выполнять приказ. Старейшины молчали, опасливо поглядывая на Косматого, а тот, не говоря ни слова, по-прежнему крутил в руках футляр с письмами, но не распечатывал его. Долго ждать не пришлось: в шатер проскользнул Корсак, а следом за ним вошла дочь верховного старейшины. Эдгар с удивлением узнал девчонку, которая возилась с лошадью. Теперь было видно, что она старше, чем ему показалось сначала. Невысокий рост, узенькие хрупкие плечи и тонкая фигура обманули его – сейчас стало ясно, что девушке не пятнадцать-шестнадцать, а около двадцати. Она успела нарядиться: теперь на ней было не затрепанное платье, а длинный кафтан из зеленой парчи с серебряными нитями, отделанный драгоценным белым соболем. В черных косах блестели нити речного жемчуга, на тонких запястьях переливались жемчужные браслеты, но по всему виду молодой кочевницы было понятно, что приоделась она только из уважения к отцу. Будь ее воля – так бы и предстала перед послом в драном платье. Даже самый беззастенчивый льстец не назвал бы дочь Косматого красавицей, но была в ней какая-то неясная сила, которая не давала так просто отвести взгляд.

– Подойди, – коротко произнес Косматый. – Это тебе.

Он протянул дочери нераспечатанный футляр.

– Ступай к себе, прочти.

Эдгар заметил, как полыхнули черные глаза девушки. Косматый не представил его, не сказал дочери ни единого слова, но по ее взгляду было ясно, что она и так все поняла. Динара молча взяла футляр и вышла из шатра. Глава племени посмотрел на старейшин, сидевших по обе стороны от него, потом обратился к послу:

– Наш ответ ты получишь завтра утром. Корсак устроит тебя на ночлег и принесет еды. Лошадь привяжешь у ручья, он покажет, где. Там ей и вода, и трава свежая. По лагерю можешь спокойно ходить.

Косматый замолчал и кивком указал на выход из шатра, давая понять, что разговор окончен.

Полчаса спустя Эдгар уже устраивался на войлочной подстилке в маленькой деревянной постройке недалеко от шатра старейшин. Постройка эта скорее смахивала на недоделанный сарай, чем на жилище для гостей. Снаружи почти стемнело. Он понимал, что после утренней дуэли с бароном Германом и после долгой дороги по степи должен бы заснуть как убитый, но вместо этого ворочался с боку на бок, а потом надел штаны, накинул куртку и вышел под открытое небо.

Ночь выдалась совсем светлой: облаков не было, полная луна заливала степь мягким серебристым сиянием. С реки тянуло легким влажным ветром, во всем лагере стояла тишина, не слышно было даже ни собак, ни овец, ни лошадей. Простояв несколько минут под сырым ветром, Эдгар почувствовал, что начинает мерзнуть, и повернулся уже к двери, чтобы снова нырнуть под войлочное одеяло, но вдруг услышал голоса, которые доносились от большого шатра. Еще через несколько мгновений звуки приблизились. Он снова услышал тихий разговор и узнал Косматого – верховный старейшина даже шептать умудрялся грохочущим голосом.

– Зачем ты меня вытянула на холод, что, нельзя все сказать в шатре?

– Нет, – откликнулся другой шепот, женский. – У тебя нас услышат твои старейшины, у меня – Ная.

Эдгар замер. Это была Динара – пусть в шатре, принимая футляр с письмами, она и не сказала ни слова, но он помнил ее голос, ведь именно она была первым встреченным в лагере человеком. Он сделал шаг в сторону, чтобы окликнуть Косматого и его дочь и не стать невольным слушателем чужого разговора, но тут девушка быстро и жарко произнесла:

– Не заставишь! Никак не заставишь, не пойду!

Теперь выдавать себя было глупо.

– Еще как пойдешь. Ты была в руках чужих мужчин. Весь наш род оскорблен, да что там род – все племя. Пощечина всем кочевникам. Пойдешь, это дело чести.

– Может, я сама решу, оскорблена или нет? Ерунда. Если бы Ная не перепугалась так и не разболтала бы все, никто и знать бы не знал.

– Ная правильно сделала, что рассказала мне. Сын герцога задел твою честь и теперь пытается загладить вину, так что замуж ты выйдешь.

– Мою честь он никак не может задеть, – резко прошептала девушка. – И никто не может. Замуж в город? Жить в каменном доме, ходить по булыжникам, носить корсеты?

Эдгар невольно улыбнулся – тонкий стан степнячки уж точно ни в каком корсете не нуждался.