– Теперь не уйдешь, мразь, – прошептали ему в самое ухо, и Зигфрид, скосив взгляд, увидел старого гулялу Бартоша. – Задаток взял, а девку мне не изловил? Да еще и покойников на новой конюшне оставил? И не косись на своих людей – их у тебя, я вижу, двое. А мне на подмогу, стоит мне крикнуть, все конные ряды сбегутся.

Зигфрид не ответил. Бартош был прав, и самое лучшее сейчас – не привлекать к себе внимания, не доводить дело до большой драки. Он вернул бы задаток сразу же, но собственных денег у него с собой не было, да и все выданное на праздник было уже почти потрачено. Драться на рынке не хотелось, убежать от пронырливых гулял у Зигфрида и его помощников точно бы не получилось.

– Деньги я верну, – откликнулся он, приняв решение. – Только не здесь. С собой сейчас нет. Ты будешь тут до закрытия рынка?

– Да.

– Я пришлю их с деньгами, – Зигфрид кивком указал на своих помощников, которые тащили корзины. – Часа через полтора они уже вернутся.

– Так я и поверил. Покажи-ка свой кинжал.

Зигфрид, не понимая, к чему клонит гуляла, вынул кинжал редкой восточной работы, украшенный серебром и перламутром.

– Вернешь деньги – отдам, – Бартош быстро сунул кинжал в свою торбу. – Я в конных рядах, найти легко. Если сразу не увидишь – спроси любого.

– Хорошо. Но сам не приду, отправлю посыльных.

Он не обманул. Едва помощники донесли корзины до заброшенного дома, как Зигфрид выдал им деньги и снова отправил на рынок, приказав не возвращаться без кинжала. В заброшенной усадьбе полным ходом шла подготовка к торжеству: сегодня вечером великий владыка должен был принести жертву, которая дала бы ему власть над кочевниками и гулялами, и это событие собирались отметить сейчас – и потом отмечать дату каждый год. Дату, которая должна была стать днем рождения государства чернокрылых.

Зигфрид с нетерпением ждал обряда. В отличие от большинства наемников, он знал, что деньги, вырученные Георгом за имение приемного отца, уже почти на исходе. Заказ черных кожаных плащей, подбор вороных коней, жалованье наемникам, содержание дома в лесу и заброшенной усадьбы возле Колма, яд для дротиков по тайному рецепту – все это требовало немалых средств, и за год внушительное состояние истощилось. Но за это время Георг со своими наемниками добился многого: если раньше о чернокрылых знать не знали, то теперь о них говорили на каждом углу, их нападений боялись, а несколько газетных заметок только подогрели всеобщий страх. И сейчас Георг и Зигфрид, его ближайший соратник, понимали, что власть над кочевниками и гулялами даст новые силы и новую власть. Пусть ни те, ни другие не были прирожденными воинами – но гулялы умели добывать деньги, а кочевники – осваивать новые земли.

Солнце за окном уже клонилось к горизонту, впереди был долгий светлый летний вечер, и Зигфрид слышал, как в большом зале расставляют вдоль стен столы и готовят все для предстоящего жертвоприношения. Где эти олухи с его кинжалом? Им давно бы уже пора вернуться. Он направился вниз, ко входу, чтобы встретить своих помощников, но в коридоре его остановил один из новеньких чернокрылых:

– Господин Зигфрид, меня как раз за вами послал великий владыка.

– Да?

– Он ждет вас в зале, скоро все начнется.

Боль накатывала волнами, но каждая новая волна была слабее предыдущей, и Эдгару удалось вынырнуть из этого черного океана и потихоньку прийти в себя. Он лежал на соломенной подстилке, было холодно и почти темно, слабый свет тянулся лишь откуда-то сверху. За стеной слышались глухие шаги, неразборчивые голоса и тихий стук – словно там что-то двигали и переставляли. Эдгар вспомнил, что Георг обещал запереть его в каморке рядом с большим залом. Похоже, что так и сделали.

Он осторожно пошевелился, тело тут же откликнулось болью, но Эдгар заставил себя приподняться и сел, привалившись спиной к стене и прислушиваясь к себе. Кажется, ничего не сломано, и каких-то серьезных ран на теле нет. Несерьезных вроде тоже. Он не мог понять, сколько времени прошло с тех пор, как его вывели во внутренний двор усадьбы и принялись бить. Да и какая разница?

Эдгар застыл, глядя в никуда – в темноту, в какую-то точку посреди комнаты. Он помнил слова Георга, что всерьез за него еще не брались, но вскоре возьмутся, и чувствовал, что в душе у него что-то сломалось. Отец с раннего детства учил его бороться и никогда не сдаваться, но сейчас на борьбу не осталось сил. Слова Георга «твоя степнячка считай что уже мертва» словно жгли изнутри, но хотя Эдгар понимал, что должен отомстить за Динару – не находил в себе сил на это. Ненавидел сам себя, но не мог ничего с этим поделать. Динару уже не вернуть. Его родители умерли, считая его предателем. Самого Эдгара убьют в ближайшие часы, и, наверное, прошлогодняя пытка кнутом покажется ему раем.