– Плохо. Ничего, рассказывай.

– Ты ж не знаешь, почему она чернокрылым понадобилась. Точнее, главному их, великому владыке, – Бартош скривился. – А ему жертва нужна была для ритуала – лицо и руки омыть в крови. И не просто в крови, а в крови прямого потомка двух правителей разных народов. Кто ее отец – ты и без меня знаешь. А мать… мать была из нашего племени, из гулял.

– Разве у вас есть правители? – еле слышно пробормотал Эдгар.

– Нет, но Мариула и не была правительницей – она просто жила, как ей нравилось. Поэтому-то за ней и тянулись остальные, так что она, по большому счету, значила для нас ничуть не меньше, чем Косматый – для кочевников.

Бартош замолчал, словно не мог собраться.

– Я был влюблен в Мариулу, звал ее замуж, но она была вольной птицей и замуж не хотела. Когда всем стало заметно, что она ждет младенца, я надеялся, что это мой ребенок. Но стоило девочке появиться на свет, как Мариула заявила, что малышка – копия своего отца, и я тут ни при чем. Я сказал Мариуле, что мне все равно, что я постараюсь полюбить ее дочь как родную – но она и слышать не хотела.

Эдгар еле заметно кивнул, показывая, что слушает.

– Своего дома я тогда еще не нажил, терять мне было нечего. Я собрал все свои пожитки, сел на коня и уехал на другой край империи. Прибился к тамошним гулялам, зарабатывал конокрадством, как обычно. Через пару лет узнал, что Мариулу застрелил из ревности очередной поклонник, а ребенка отвезли отцу. И больше никогда о ее дочери не слышал. Когда Динара пришла наниматься берейтором – во мне даже ничего не дрогнуло. На мать-то она совсем не похожа. У Мариулы такие кудри были – смоляные, длинные, ниже пояса!

Старый гуляла снова замолчал. Эдгар прикрыл глаза, вспоминая дивные длинные косы Динары, потом, собравшись с силами, тихо спросил:

– И тебя не насторожило имя? Что возраст подходит, что она – дочь Косматого?

– Я знать не знал, как Мариула назвала дочь. Она все не могла выбрать имя, ни одно ей не нравилось, а потом я уехал. И кто отец девочки, я не знал. Пришла наниматься молоденькая степнячка, я взял ее с радостью: с лошадьми работать умеет, денег много не просит, видно, что пахать не боится.

– Зачем ты послал за ней наемников на конюшню?

–Ты ж мне сейчас морду набьешь? – по голосу Бартоша трудно было понять, спрашивает он или утверждает.

– Маловероятно.

– Узнал я случайно, что за нее чернокрылые могут хорошо заплатить. А потом узнал, что ее и семья герцога в Стейнбурге ищет, и тоже заплатить готовы. Решил – поймаю, а там уж кто больше денег даст, тому и отдам. Ну, заплатить-то заплатил, а дальше ты знаешь – это ж ты их покрошил на конюшне? Динара рассказала.

– Да.

– Нашел людей, которые взялись мне ее изловить. Заплатил. Деньги отдал, а девушку не получил. Ну погром на конюшне я видел, так что понял, что остался без денег и без девушки. Уже почти рукой махнул. Поехал в Колм на рынок, коней заказчику погнал, да и заодно думал – городок хоть и дрянной, а все ж постою на рынке денек, мало ли. И вдруг вижу – идет тот самый тип, с которым я договаривался. Я хоть и понимаю, что он меня в клочки разорвать может, но тут кругом рынок, меня знают. В общем, договорились, что чуть позже его парни принесут деньги.

– И что?

– И принесли, – подтвердил Бартош. – А пока я монетки пересчитывал, они друг с другом говорили на языке Ирбистана. Думали, я не понимаю. А я с Ирбистаном столько торговал, что и язык успел освоить. И вот слышу – торопятся вернуться к празднику, мол, будет пир для своих, когда их владыка принесет в жертву добытую девку, дочь Косматого и Мариулы. Тут-то у меня картинка и сложилась.

Гуляла покосился на Эдгара и, не дождавшись ответа, продолжил:

– Парни хоть и крепкие были, но всего двое, а у меня, если на помощь позвать, весь конный ряд сбежится. Ну, повязали мы их, чем попало, и вперед, чтобы только успеть.

– Почему ты кинулся ей на помощь?

– Я любил Мариулу. Потом, конечно, было много других, но любил я только ее. И не мог себе простить, что уехал. Может, если б я остался – она была бы жива. Поэтому сейчас я рванул, как только мог, да и всех знакомых с рынка созвал. Но когда мы примчались, почти все уже закончилось: во всем доме погром, полицейские вяжут тех чернокрылых, что не успели разбежаться. Дверь в зал выбита с куском стены, в зале полумрак, факелы и трупы. Тип, который должен был мне Динару поймать, уже в наручниках. Ты в луже крови. Она пытается хоть как-то кровь остановить – но дыр в тебе слишком уж много. Полицейский, усатый такой, ее в участок тянет – а она ни в какую. А уж когда меня увидела – я думал, прямо взглядом убьет.