Где-то на цифре «двадцать три» начинаю чувствовать, как учащается дыхание и сердцебиение. Легкие приступы паники, как при атаках депрессии. Первым провалом, теряя изображение, которое воспроизводила для себя до сих пор, и погружаясь в кратковременный кошмар, в котором я снова тону и теперь уже тщетно стараюсь думать только о НЕМ, испытывая страх… Тряхнуть головой, выныривая на поверхность, не давая мозгу сбиваться. Представляя снова лабиринты. Как он идет ко мне и пока не доходит.

«Тридцать восемь…»

По спине градом катится пот, и первые вспышки боли пробивают виски, заставляя морщиться, сжимать пальцы в кулаки.

- У нее идет кровь носом…

Слышу, как сквозь вату, и перед глазами на мгновения все расплывается. Почему так рано? Прошло всего восемь минут. Я могу дольше, должна все двадцать. Обязана провести чертовую сотню минут. Они не могут меня сломать. Я сильная, я должна продержаться. Это допрос. Я смогу. Потом он придет за мной.

«Сорок четыре…»

Снова ступени, и теперь уже по лабиринту иду я, сбивая ноги, в кромешной темноте, на ощупь. В босые ступни впиваются битые стекла. Ни луча света и даже не знаю, где я. Пока мое тело вдруг не начинают обвивать веревки…а уже через мгновение я чувствую, что это колючая проволока, она вспарывает мне кожу, рвет ее до мяса, едва я пытаюсь сопротивляться…

Но я знаю, что должна звать своего Владимира. И только мысли о нем дадут мне силы. Всегда давали.

«Пятьдесят девять».

«Шестьдесят семь»… Шестнадцать минут, а у меня голова болит так, словно ее вскрывают изнутри, и слезы катятся по щекам, я даже чувствую, как течет кровь по губам и по шее. Лопнули сосуды в носу от давления. Началось! Теперь только война с собственным телом.

«Владимир мой! Владимир!»

Его имя, на одной ноте. Мне кажется, что он идет ко мне через какие-то стены, ломая их, а перед ним появляются новые, и словно я сама не пускаю его, давая ложные картинки, и я знаю, что он видит меня, чувствует, но не может дойти. Такие у меня кошмары, такие видения в гипнозе и я не знаю, что в этот момент говорю.

«Восемьдесят пять…»

В ушах раздался вой, по нарастающей. Сигнал тревоги, и у меня дрожат колени, я смотрю сквозь туман. Дикая боль в ушах, и я невольно зажимаю их руками, смотрю на свои ладони, и они в крови. Мне это кажется или я в гипнотическом сне. Что они укололи мне… я не могу сдержаться.

Я снова в темноте, и на моей шее петля. Я вижу Владимира в каком-то красноватом полумраке, он стоит и не идет ко мне, а я тщетно иду к нему, натягивая верёвку, которую кто-то тянет сзади, и она захлёстывается все сильнее, я перестаю дышать на мгновения, но не перестаю идти. Мне так мало шагов до него. Всего тринадцать. Так мало… и он не видит и не слышит меня. Я должна позвать, иначе задохнусь. Петля душит меня.

«Владимир…Владимир»

Он поворачивает ко мне лицо, и я с ужасом вижу, как горят ненавистью его глаза. Я не выполнила миссию, я все испортила, да? Я все завалила. И вдруг вместо Владимира передо мной маршал. Это его лицо искажено ненавистью.

«Девяносто два»

Голову разорвало от дикой боли, и тьма, сгущаясь, заставила упасть на колени заорать, зажимая уши руками. Но мне вдруг кажется, что я слышу его голос сквозь гул какой-то сирены, от которой дрожит каждый нерв и рвется терпение. Я слышу собственные хриплые крики боли. Но я уже не могу встать, я корчусь на земле, обвитая веревками, которые душат, режут, пережимают, и я вот-вот задохнусь. Трудно противиться. Хочется расслабиться и перестать оттягивать петлю израненными пальцами. Позволить ей затянуться потуже.

***

«Ты обещала! Ты. Мне. Обещала!», - его голос яркой вспышкой во мраке.

«Владимир…я так сильно НЕлюблю тебя… я не смогла … я не смогла…прости меня»

Перед глазами разноцветные точки, и теперь мне слишком светло, так светло, что я ослепла….

Сквозь вату и пульсирующую боль в ушах:

«Малыш, сделай вздох…ну давай же, дыши. Слышишь меня?»

- Предел возможности и полное истощение. Принести носилки, перевести в интенсивную терапию.

- Не сметь трогать! Я сам!Не лапать! Я не для того ее обменивал! - яростное рычание и лихорадочные прикосновения к моим волосам, лицу. Хаотично, дико, словно дрожащими руками. Там, где касается, перестает болеть, и каждый вздох уже дается легче.

- Дыши, малыш…Дыши мной. Чувствуешь меня? Слышишь? Открой глаза, маленькая. Посмотри на меня. Сделай еще один вздох, Мила.

С трудом разомкнула веки и вижу его глаза в тумане отчаянного безумия. Уронила голову ему на грудь. Такая тяжелая, и дышать больно. Голова все еще, как в тисках.

- Накажу…шкуру спущу…живьем, выдеру плеткой до мяса…удушу своими руками…Взорвать на хер этот центр. К ебучей матери!