– Я привычный, не бери в голову, – махнул я рукой. – Что народ поговаривает?

– Народ решительно взволнован, – ответила Настя, – цепляя вилкой кусок картошки. – После смерти Императора всюду разруха. Вдобавок, война с Японией проиграна. Говорят, сильно обострилось положение с продовольствием. Цены растут. Пророчат голод. Неясно, как дальше жить станем.

– Бог даст – переживём. Не впервой.

– Бог ничего не даст, – возразила сестрица. – Вся надежда лишь на временное правительство.

– Совет рабочих депутатов и Временный комитет сами на грани конфликта, – пояснил я. – Пока в стране царит двоевластие, о нуждах народа никто заботиться не станет.

– Не станет, – согласилась сестрица, протирая кончики губ салфеткой. – Оттого и боязно.

– Не переживай, Настенька, – коснулся я её руки, – всё будет хорошо. Сами живы, здоровы. Хлеб на столе есть. Плохо разве?

– Твоя правда, Коленька, – кивнула Настя, разливая ароматный чай по фаянсовым чашкам. – Грешно жаловаться. И впрямь, если не в наших силах на что-то повлиять, чего уж волноваться попусту.

– Именно, – сказал я, принимая горячий напиток. – Душевное спокойствие надобно беречь.

Некоторое время мы сидели молча, наслаждаясь трапезой. При тусклом свете догорающих свечей было видно, что сестрица пребывает в расстроенных чувствах. Было ясно, что отнюдь не государственные дела её тревожили. Слова никак не осмеливались сорваться с уст. Ну а если дама, которой есть что сказать, молчит – тишина оглушает.

– Отчего ликом хмура, Настенька? – осмелился я нарушить тишину, хоть и знал ответ.

– Мне нужно попасть в свою лабораторию, – ответила она, опустив длинные ресницы.

Догадки мои подтвердились.

– Не нужно. Мы не единожды это обсуждали, – сказал я, быть может, излишне строго.

– Я должна помочь этим людям, – с надеждой во взгляде ответила сестрица.

– Ты никому и ничего не должна, Настенька. Слышишь? Их не спасти. Это больше не люди. Они мертвы и разлагаются. Уже два года миновало. Они только лишь по бесовской насмешке всё ещё коптят небо, охотясь на живых.

– Коленька, их надобно изучить, – не унималась Настя. – Лишь по моей вине они стали такими.

– Твоей вины в этом нет. Случилось недоразумение, так сложились звезды, коли угодно. Только и всего.

– Как ты можешь такое говорить, Коленька? Не открой я «Септикон», не случилось бы этой страшной беды.

– Ты делала всё ради науки, ради лучшей жизни для других. Ты не могла знать, что всё обернется подобным. Но, былого не вернешь. Что случилось, то случилось. На все воля божья.

– Пускай так, – говорила в сердцах сестрица. – Однако, нет мне оправдания.

– Это не так...

- К тому же, мои записи ещё хранятся в Императорской лаборатории. Если вдруг они попадут в нечистые руки, не миновать нам катастрофы. Новый Петроград станет не единственным городом, которым правят бал живые мертвецы. Будь у меня эти записи, я бы стала искать противоядие.

– Соваться в Новый Петроград – самоубийство. Мосты на подходах взорваны. Подступы к нему сторожат остатки армейских частей. Трупные миазмы разлетаются на сотни верст от города, отравляя всё вокруг. В город не попасть, – пытался я придумать веские доводы.

– Так ведь попадают, – не унималась Настя. – Только посмотри, сколько ценностей и реликвий из Императорского дворца продают на черном рынке. Стало быть, есть способы попасть в город. Мало того, там остались живые люди, которые не смогли выбраться.

Здесь с сестрицей было не поспорить. Действительно, сотни отчаянных глупцов рвались в город от жажды наживы, отчаяния, голода и острой нужды. Однако, счастливчиков, которым удавалось вернуться, можно было сосчитать по пальцам одной руки. Оставшимся в городе несчастным пришлось приспособиться, и жить дальше в надежде, что им помогут. Сколько воды утекло с тех пор, а доблестным служителям власти всё так же нет до них никакого дела.

– Мы не вернемся в Новый Петроград, сестричка, - заявил я устало. – Я не хочу потерять тебя снова.

К моему счастью, старинные часы пробили полночь.

– Мне нужно отдохнуть, Настенька. Тяжёлым выдался сегодня денёк.

На следующее утро, позже обычного, я явился в кабинет Купцова для получения распоряжений по делу шайки грабителей. Фёдор Михайлович с хмурым видом передал мне телеграмму от обер – полицмейстера со словами:

- Съездите в Парголово и произведите дознание.

Телеграмма была такого содержания:

«В ночь на сегодняшнее число на Выборгском шоссе ограблена с нанесением тяжких побоев финляндская уроженка Мария Рубан».