– Кричи! – срываюсь от этих кривых жестов. – Я ничего плохого не делаю! Я прощения у тебя прошу! За что они меня повяжут?!

– Я не хочу, чтобы ты меня обнимал!

Моментально всплывают слова Грома: «Ты не имеешь права даже прикасаться к ней! Ты меня понял?!»

Отпускаю её. Подрываюсь со стула и ухожу в коридор.

Алиса не идёт за мной.

Переобуваюсь. Распахиваю дверь и ухожу, не закрыв её за собой.

У подъезда встречаю Елену, которая при виде меня подскакивает со скамьи.

– Спасибо, Елена, – произношу, чуть подняв мокрый взгляд. – До свиданья, – и ухожу.

– Максим! – слышу за спиной.

Оборачиваюсь.

– Максим… – она подходит ближе. – Максим, это правда, что Веня умер?

– Да, – поднимаю глаза к небу, чтобы сдержать эмоции и не выдать их ей.

– А как?

– Понятия не имею, – возвращаю к ней внимание, взяв себя в руки. – В тюрьме. Просто утром не проснулся.

Мой ответ явно неприятен ей: она слегка сутулится, обнимает себя и озирается.

– Послушай… – начинает она и замолкает.

– Я больше не побеспокою вас, – констатирую. – Если Вы переживаете за Алису, то не стоит этого делать.

– Нет, наоборот!.. – растерянно отвечает Елена. – Ты… – мнётся. – Ты говорил про родителей и Диму… Ты… что-то знаешь?

Её реакция кажется мне очень странной. Особенно если вспомнить их вечер откровений и его исход. Неужели она беспокоится о человеке, который признался, что она ему не нужна? Или мне это показалось? У него вообще сын от другой женщины. От её подруги, блять! И она меня спрашивает о нём? Да уж… Женщины порой бывают безумно нелогичны и чудны.

– Что-то знаю, – говорю в действительности, не имея ни малейшего желания пересказывать ей всё, что теперь ношу в голове.

Мой ответ моментально заставляет её начать кусать губы изнутри.

– Я просто хотела попросить тебя, чтобы ты не поднимал то дело. Просто... – озирается она по сторонам. – Я переживаю за Диму. И всегда переживала. Я очень люблю его...

– Не могу ничего Вам обещать, – усмехаюсь её словам и вообще всей этой истории, связывающей наши семьи. – Простите, я пойду.

Ранее, после суда.

Алиса.

Выбегаю из зала суда и не могу отдышаться. Сердце бешено колотится и вот-вот выпрыгнет от переизбытка адреналина. Звоню отцу, чтобы он немедленно забрал меня отсюда. Сам или отправит водителя – не важно! Хочется поскорее забыть это всё и наконец-то начать новую жизнь, без вранья и лживых людей!

Папа решил вернуться в страну. Не понимаю такого резкого патриотизма с его стороны... Пока мы всё это время общались по телефону, он даже и слышать не хотел о возвращении, а тут примерно с месяц назад заваливается к нам домой сюрпризом! Мама чуть не потеряла дар речи...

А мне неловко. Всё время мы были с ним на связи, а теперь он стоит передо мной, обнимает, целует. Даже само слово «папа» для меня ещё чуждо. Не привыкла к нему. Двадцать лет не воспринимала этот статус по отношению к себе... Но мама счастлива: она так и запорхала, накрыла на кухне небольшой стол, накормила его борщом.

Вообще это всё смотрелось так сюрно! Он в костюме стоимостью, наверно, как наша квартира, сидит на крохотной кухоньке и хлюпает борщом, заедая его луком и чёрным хлебом, а напротив него – две колхозницы в платьях с кривыми цветочками и косынками на голове. Ещё и под ногтями грязь – сорняки убирали с грядок, теперь вычистить землю не можем.

«Красавец и чудовища…»

Мама не могла отвести от него глаз, расплываясь в улыбке. Поражаюсь ей. Да, они рассказали мне причину своего развода, но всё же. Чувства же угасают, а у неё как будто ничего и не угасло. Первый раз вижу её такой, но мне это нравится! Только мимолётом пролетела ревность, мол, все эти годы она любила только меня, всю себя отдавала, а тут появился какой-то «папа» – и она переметнулась к нему. Прям как моя Лерка. Точь-в-точь!

Отец приезжает за мной с водителем ко входу в здание суда.

Едем в полной тишине...

Но, блин, я не выдерживаю, потому что, когда мама перезвонила ему, а я всё рассказала, он пообещал просто наказать Максима. Мало того, что всё вылилось в такой громкий процесс! Я вообще не этого хотела! Думала, он приедет, поговорит с ним по-мужски, как отец с обидчиком своей дочери, а тут – какой-то суд, обвинения в изнасиловании, интервью! По новостям его сутками крутят. О чём они вообще?

Конечно, я не верила в это, но доля сомнений была. Я именно поэтому и пошла на суд: было интересно, как он будет оправдываться. Да и в глаза ему хотелось посмотреть. Ладно я, отчасти я сама хотела этого, но другие... Целых двенадцать девушек! Потом всплыли Анна, этот следак, Катя, шмары.