- Вооруженный отпор может усугубить положение. К дворцу идут и дети, и женщины, и старики – все. Не стоит забывать, что легионеров из простых семей в наших войсках не мало.
- Все равно! Сколько у нас солдат?
- Пять легионов готовы выступить.
- А сколько нужно?
- Достаточно и двух когорт, мой император.
- Тогда действуй!
- Но это только обострит ситуацию, кто-то может перейти на сторону восставших…
- Действуй! – выкрикнул Августин, вскочив с трона, - Отправляй войска, подключай новые легионы! Всех истребить, кто против своего императора, всех, кто перейдет на сторону этих насекомых! Всех!
Два легиона вышли в город. Как предсказывал советник, немало солдат переметнулось на сторону крестьян, к которым примкнули и некоторые горожане. Лишь окрасив улицы Рима в красный цвет, удалось подавить восстание, в котором погибло около трети выступивших против галльской войны: дети, взрослые, старики. Из трех вышедших в город легионов в казармы вернулось несколько когорт. Через несколько дней советник упрекнул императора в его действиях, сказал, что он подарил Аиду три отменных легиона, вместо того, чтобы отправить их под командование полководца Александра. Через день, на рассвете, советника нашли зарезанным на пустыре за городом. Какие силы понесли этого вельможу без охраны, не знал никто.
Через семь лет Августин умирал от непонятной хвори, сушившей его тело. В последний день жизни, когда не мог ни есть, ни пить, он думал: «Вот и закат, вот и черта, отмеченная судьбой. Как я правил? Хорошо ли? Благо ли принесли мои годы Риму? Я надеюсь, что потомки когда-нибудь вспомнят обо мне. А кто-нибудь из будущих правителей скажет: «Я хочу поступить, как Великий Августин поступил тогда-то и тогда-то». Солнцем ли я был для моего народа? Солнце… помню, когда-то я был никем… Солнце! Сами боги указали мне путь, тогда, много лет назад за рыночной площадью. Я помню…»
Но даже этот эпизод из его жизни не направил поток его размышлений в нужное русло, все он думал о том же: «Каким я был правителем?»
ЭПИЛОГ
- Эй, парень, ты чего околел что ли?
Августин очнулся от чьих-то бессовестных затрещин.
- Ох, смотрите, он приходит в себя! – прозвучал рядом женский голос.
Юноша открыл глаза. Сверху на него смотрели совершенно незнакомые лица. В тени деревьев, под прохладой стало легче, исчезла тошнота, мысли прояснились, только в глазах еще нет-нет да мелькали раздражающие блики.
- Ну, как ты? – к чему-то подмигнув, спросил его пожилой мужчина в каком-то рванье на костлявых плечах, по-видимому, нищий.
- Нормально, - ответил Августин.
И тогда все разошлись. Оставили его одного.
«Действительно, что со мной нянчиться? – подумал Августин, - Жив, и слава Зевсу… воды что ли купить? Так, где-то должны быть гроши…»
Пошарил по карманам, но нашел только короткий кожаный шнурок.
- Ограбили, - слово сорвалось с губ без какой-либо эмоциональной окраски. Сразу же вспомнился нищий, подмигнувший ему глазом. Но Августин не переживал, денег в кармане было мало (никогда не носил с собой больше стоимости шапки овса), сбережения, накопленные за несколько лет службы, он хранил в погребе, за небольшим камнем, расшатавшемся в кладке стены.
- Пусть считает милостыней, или благодарностью за помощь…
Оклемавшись, он встал и медленно побрел в сторону хозяйского дома.
Сорок лет прошло с того дня. Старость застала Августина в собственном доме в два этажа.
Рядом сидели внуки, приехавшие попрощаться с дедом. Их было много, больше дюжины. Почему-то он никогда не пытался их сосчитать – к чему? Мысли Августина ушли в прошлое. Перед глазами проплывали картины разных отрезков его жизни.
Он служил своим хозяевам до самого дня их смерти. Первой умерла хозяйка. И домовладыка сразу же выписал «отвальную». Через два года не стало и его. Августину тогда исполнилось тридцать три. К чему-то в зенит его жизни в нем родилась (или проснулась?) тяга к путешествию. Семь лет он странствовал. Видел варваров, плавал к пирамидам и на восток. Привез домой целый мешок разных диковин. И все распродал. Открыл лавочку. Женился.